Алексей Котрунцев - Последний грех

— Сэр, Россия является членом Интерпола и обязана выдавать преступников по нашему запросу.

— Оставь эти сказки своим детям. Может, когда они вырастут и станут полицейскими, Россия и начнет выдавать нам преступников. Но не сегодня! Тот, кто у нас — преступник, в России — герой. И иногда — наоборот.

— Мне кажется, это имело место в прошлом.

— Не будь глупцом, русские все еще видят нас в прицелы своих ракет. И, если все то дерьмо, что мы с тобой сейчас накопали, всплывет на поверхность, этот парень станет там знаменитостью. Ты только представь газетные заголовки: «Приемыш победил педофила». Каково, а?!

От переполнявших эмоций Шериф раскраснелся.

— Пока мы не можем утверждать этого досконально.

— Я и не утверждаю. — Доунс расслабленно откинулся на спинку кресла. — Ладно, Майкл. Я вижу, ты и так все понял. Свяжись с авиакомпаниями, осуществляющими рейсы в Россию, запроси у них списки пассажиров за прошедшую неделю.

— Да, сэр. Что-то еще?

— Пожалуй, это — все.

… Середина 90-х.

Педагогический дебют булыжником врезался в рафинированное сознание Марка. Влетел, как влетает метеорит в плотные слои атмосферы, оставляя в них яркий и незабываемый след. С той лишь разницей, что багровая полоса в небесах быстро исчезает, а воспоминания о первом занятии стереть было невозможно. Так запоминается первый поцелуй или первый секс — окончательно, бесповоротно и навсегда. Правда, позитива в этом не было никакого. Сплошной шок и горькое разочарование.

С утра он долго наводил в вверенном зале порядок: ползая на пыльном линолеуме, смывал грязь и пятна побелки. Потом, встав на табурет, долго смахивал подвальных пауков и куски паутины. Закончив, оглядел, засиявший чистотой, зал и решил заняться собой. Достав из сумки новое балетное трико, одел и осторожно наклонился. Одеяние совсем не село, даром что лежало в шкафу девять лет. Марк подошел к зеркалу и поправил волосы. Зачерпнув пальцем гель, старательно уложил их на пробор и повязал сверху широкой тесьмой. Отражение почти устроило. Почти, потому, что крупные глубокие морщины навевали уныние. «Эх! — Шапиро недовольно поморщился. — Где ты время молодое?!» Он расстегнул молнию на сумке и из нее баночку с тональным кремом. Привычно, круговыми движениями принялся наносить его на кожу. Матовый оттенок, конечно, маскировал изъяны и, как хотелось думать, значительно молодил. Но морщины не удалял. Закончив, он скривился в строгой гримасе: «Здравствуйте, дети!». Слова вышли натянутыми и какие-то по сказочному надменными. Словно, не учитель, а Кащей Бессмертный встречал детей в дремучем лесу. «Нет, пожалуй, так не годится. От такого приветствия они испугаются, замкнутся и попытки раскрыть их потенциал будут обречены. Определенно надо придумать что-то другое». Раздвинув брови, Марк натянул тонкие губы, изображая улыбку, и манерно прогнусавил.

— Здравствуйте, дети! Меня зовут Марк Сигизмундович. Я ваш учитель хореографии.

«Вот! Значительно лучше. Дети сразу поймут, что перед ними не надзиратель, а друг. Друг, который поможет им овладеть этим прекрасным искусством».

Словно в диссонанс его мыслей из коридора донесся громкий рык Карпыча: «Заткнулись все! Быстро!» Марк обернулся и напряженно замер: «Кажется, идут». Перебежав на середину зала, он скрестил руки за спиной и изобразил заготовленную улыбку. В дверь постучали. Марк не успел ответить, как ее распахнули. В проеме стоял лысый усач, а из-за его спины выглядывали три детских остриженных головы.

— Принимай ученичков! — Карпыч, словно проверяя его реакцию, смотрел с хитринкой.

Марк торопливо кивнул: «Да-да. Конечно. Проходите».

Закрыв дверь, усач злобно скомандовал: «Садитесь на пол и внимательно слушайте!»

Шапиро болезненно скривился: «Разве так можно?».

Мальчики послушно сели.

Ожидая, что усач тут же покинет их, Марк перевел на него вопросительный взгляд. Карпыч же уселся на единственный стул и вальяжно откинулся на спинку.

— Карпыч, может, вы оставите нас?!

— С какой-такой радости?! Приказано, на первое занятие быть тута!

— Как тут?

— Вот так!

Давая понять, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит, Карпыч перевернул пустое ведро и положил на него ноги.

«Что ж, тута, так тута, — Марк выдохнул и перевел взгляд на мальчиков. — Бог с ним. Попробую начать».

На первый взгляд, сидевшие на полу, дети мало чем выделялись от своих сверстников. Где-то лет по десять-одиннадцать. Остриженные головы, худые тела, ободранные руки — все, как у обычных пацанов. Облаченные в одни плавки (хотя почему они так были одеты, Марк не понимал) мальчики сидели на еще влажном линолеуме и смотрели колючим взглядом. Да-да, колючим, как шипы чертополоха. Присмотревшись, Марк с удивлением прочел в нем совсем не детское выражение. Недоверие, если не сказать больше, презрение к его персоне, читалось в этих глазах. «Может, показалось. Не могут же эти дети обладать взрослой жесткостью. Нет-нет, что-то я не о том. С ними надо иначе, по-доброму. Ведь, зло порождает зло».