Василий Казаринов: Кавалер по найму

— Хм, я вижу, это ты, милый. — Она подняла тонкую руку и, встав на цыпочки, коснулась пальцами моего лица, провела по нему, неторопливо изучая на ощупь его линии и рельефы, и опять улыбнулась: — Да, это ты, я тебя узнала… — Тяжело вздохнула, и уголки ее губ опустились. — А ты меня, как я вижу, не узнал.

— Ну почему же, узнал. — Я обнял ее за хрупкое плечо, притянул к себе. — Ты высокая, роскошная блондинка с длинными ногами, высокой, тугой грудью и широкими, упругими бедрами. И свои ноги, растущие от ушей, ты любишь украшать ажурными чулками.

Она тихо и горько рассмеялась, потерлась щекой о мою грудь:

— Какое жуткое разочарование, да?

— Да брось ты, зверек. Все это пустое: суета сует и томление духа.

Она отстранилась от меня, отступила на шаг и, скрестив руки на груди, долго, не меньше минуты, пристально вглядывалась в мое лицо, и опять мне отчего-то стало не по себе под этим ее неподвижным, явно обращенным не вовне, а именно внутрь себя взглядом. Она капризно изогнула тонкие губы:

— А где ты пропадал все это время? Почему не приходил?

— Я уезжал. В горах был.

— От тебя пахнет снегом. Ну раздевайся, пошли я покажу тебе, где вешалка, она там, дальше по коридору.

— Да знаю я, где вешалка, — тихо рассмеялся я, поражаясь тому, насколько цепким и внимательным взглядом она обладала, ведь за время нашего знакомства я успел в мельчайших подробностях изучить ее дом, его планировку и обстановку, его оттенки и запахи, его вытершийся, старый паркет, все, все — вплоть до мельчайшей трещинки в отставших от стены обоях вон там справа, рядом с зеркалом…

Наверное, она умела не просто смотреть на этот мир, но и видеть его, видеть подробно и тщательно, недаром же на языке у нее вечно вертелись слова: «я вижу», «как я посмотрю».

Она кивнула и как-то не совсем ловко повернулась, держа руки на отлете, медленно, плоским, шаркающим шагом двинулась в глубь коридора.

Шерлок брел рядом с ней, на полшага впереди, словно торя для нее путь в сумраке старой квартиры, и что-то в том, как они вместе, парочкой, удалялись по направлению к кухне, было такое, отчего у меня вдруг тяжело и тупо заныло сердце. Я долго еще стоял на месте, не находя в себе сил направиться за ними следом, а когда все-таки решился, нашел ее стоящей перед черным окном, в котором застыло ее отражение.

Я развернул ее лицом к себе, погладил по мягким волосам, приподнял подбородок, заглянул в ее глаза и тихо, полуобморочно выдохнул:

— Господи, а как же твое любимое «я вижу»?

Только теперь, глядя в неживую зеницу ее глаза, я почувствовал, осознал эту странную природу ее остановившегося, неподвижного взгляда, от которого мне все это время было не по себе, — она же ничего не видела!..

— Как? — переспросила она. — По памяти… Это автомобильная авария… Мы ехали с папой и мамой на дачу, на нас вылетел грузовик, водитель заснул за рулем, и вот…

Я молча гладил ее по волосам.

— Их до больницы не довезли. А я вот… — Она потерлась щекой о мою грудь. — Был сильный удар в голову. И когда сняли повязки, я все спрашивала: почему так темно? почему темно? — Она подняла лицо и беспомощно улыбнулась. — Это было пять лет назад. Но за те двадцать лет, что были до того, я очень многое успела увидеть. Хочешь, покажу? Пойдем, пойдем… — Она повлекла меня с кухни, мы миновали длинный коридор, свернули направо, оказались в тесной, наподобие чуланчика, комнатке, и я покачнулся, когда под потолком вслед за щелчком выключателя вспыхнул жидкий свет голой лампочки.

Чуланчик был забит картонами и листами, в которых жил и распускался мягкими, поразительно яркими красками бушующий природный мир. В основном это была пастель. Еще несколько эскизов углем, но доминировала в листах пастель, самая мягкая, пластичная и ласковая техника.

— Я ведь в Строгановском училась, — пояснила она, присаживаясь на стульчик рядом с наклонной доской, на которую крепятся листы.

— А как же… — спросил я, — как же телефон?

— Ах это… — улыбнулась она и, прикрыв глаза, с придыханием произнесла: — Я высокая блондинка с пышной грудью и длинными ногами, мои широкие, крепкие бедра уже трепещут в ожидании твоего прихода… — Оборвала себя на полуфразе и вздохнула: — Надо же было как-то жить, зарабатывать на хлеб — себе и Шерлоку… Увы, высокая блондинка приказала долго жить. — Она повернула голову в мою сторону, и я спрятал глаза, опасаясь встретиться с ее неподвижным взглядом. — Теперь меня уж точно выгонят с горячего телефона. Встречаться с клиентами нам категорически запрещено.