Шарль Эксбрайя - Ловушка для простака

– Вне всяких сомнений, работа любящей мамочки! Ну, что скажете, Вертретер?

– Вот несчастье! – пробормотал вконец расстроенный Сенталло. – Он бы наверняка все рассказал! Признайте все же, что мне ужасно не везет, господин комиссар!

– Я не согласен с вами, Сенталло. Что бы вы там ни думали, а я по-прежнему считаю вас чертовским везунчиком. Посудите сами: не появись эта женщина и не заметь инспектор Панелла, в котором часу она ушла, каким образом вам удалось бы отвертеться от обвинений еще и в этом убийстве?

– Мне?

– Черт возьми! Разве не вы беседовали с Эрлангером последним?

– Ничего подобного! Когда мы с ним переговаривались через дверь, инспектор Вертретер стоял рядом со мной!

– К несчастью, я больше не особенно доверяю инспектору Вертретеру, когда дело касается вас, Сенталло, – сухо бросил комиссар Лютхольд.

Покончив с формальностями и составив рапорт, Франц вместе с Людовиком вернулся домой. Шли они молча. Оба, как видно, опасались услышать бесполезные слова утешения и горько переживали последнюю неудачу. Сенталло уже ни о чем не думал. Смерть Эрлангера, по мнению Людовика, ставила крест на всех надеждах, снова оборвав ниточку, ведущую к виновнику его несчастий. И хотя комиссар Лютхольд знал, что в этом последнем преступлении Сенталло не повинен, а, следовательно, по логике вещей, не совершал и всех прочих, достаточно основательных причин требовать пересмотра дела и реабилитации у него по-прежнему не было. Разве что полиция поймает убийцу, а тот добровольно признается еще и в ограблении банка… Но это уже скорее из области несбыточных мечтаний. Вертретер замкнулся в себе. Он шел, нахмурившись и крепко стиснув челюсти и, казалось, погружен в глубокие раздумья. Надо полагать, Франц тоже воспринимал убийство Эрлангера как окончательное поражение и никак не мог пережить провал. Людовик, время от времени искоса поглядывавший на спутника, очень хотел бы его утешить. Но разве тут подыщешь слова?

Узнав о последних событиях, Эдит тоже огорчилась, и никогда еще их совместная трапеза не проходила так грустно, как в тот вечер. Наконец, после десерта, Вертретер закурил.

– Ладно… Нас расколотили в пух и прах… Но что толку пережевывать боль разочарования? Это не продвинет нас ни на шаг. Единственное, что мы можем сказать себе в утешение, – так это, что мы угадали верно, поскольку виновных и впрямь следовало искать в самом банке. Однако насчет того, что убийца Мины, Оттингера, Шауба и Эрлангера также связан с банком, я уверен гораздо меньше. И даже скорее всего это не так, иначе трудно было бы объяснить его полную свободу действий. Убийца мог связаться с Шаубом и Эрлангером через Оттингера, который, вероятно, дружил с одним из них. От того же приятеля Вилли, надо думать, узнал и о том, как вас разыграл Ферди Херлеманн. Чем больше я размышляю над этой проблемой, тем больше убеждаюсь, что мы имеем, вернее, имели дело с двумя разными группами и теперь нам следует поискать в окружении Оттингера.

– Что и кого?

– Убийцу.

– Трудная задача…

– Будь это легко, на моем месте мог бы сидеть кто угодно, Сенталло.

Эдит взяла Людовика за руку.

– Не теряйте надежды! Раз Франц не сдается – значит, еще не все потеряно.

– Послушайте мою сестру, Сенталло, и взбодритесь. Сегодня четверг. У нас остается сорок восемь часов. Мы должны поймать убийцу не позже, чем послезавтра ночью, в противном случае я не смогу убедить комиссара Лютхольда оставить вас в покое. Стало быть, сейчас не до бесплодных сожалений, верно?

Людовик снова повеселел. Разве мог он оказаться недостойным тех, кто помогает ему, невзирая ни на какие разочарования? Он, Сенталло, должен заслужить руку Эдит, и чем тяжелее нынешние передряги, тем счастливее он будет потом.

– Ну, инспектор… Я готов!

– Отлично! Завтра же утром вы сходите в кафе, где нашли тогда Оттингера, и попробуете расспросить хозяина о приятелях Вилли. Поскольку Оттингер мертв, может, кабатчик и не станет особенно скрытничать. И уж, во всяком случае, с вами он будет говорить откровеннее, чем с полицией. Тем временем я отправлю своих людей в квартал, где жили Мина и Оттингер, и велю расспрашивать всех и каждого. Наверняка у Вилли были свои привычки, какие-то места, где его чаще всего видели… Мы непременно отыщем кого-то из его друзей. Надо думать, эта публика того же пошиба. Подобные люди слишком боятся расспросов о своем прошлом, а потому охотнее болтают на другие темы. Короче, старина, нам придется перевернуть там все вверх тормашками. Этим мы и займемся. А пока – всем в кровать! Надо хорошенько отдохнуть, а то в ближайшие два дня, похоже, нам здорово достанется!