Шарль Эксбрайя - Музыка, вперед!

Лаура прижала палец к губам и, так как Марио непонимающе уставился на нее, прошептала:

– Говори тише, разбудишь детей и Пепе.

Можно называть себя фашистом, но ничто не истребит человеческие чувства. Веничьо понизил голос:

– Именем Дуче, Аттилио Капелляро…

– Ты знаешь, что я с ним сделаю, с твоим Дуче?

– Ты сам ухудшаешь свое положение!

– Плевать!

– Аттилио, я тебя расстреляю. Возможно, мне будет нелегко это сделать, но не волнуйся, я найду в себе силы.

– Это неудивительно, ты ведь всегда мне завидовал.

– Завидовал, я? Чему же, интересно знать?

– Во-первых, потому, что я богаче тебя, во-вторых, тому, что моя Лаура лучше твоей Бьянки, и, наконец, тому, что мой Джанни завоевал сердце твоей дочери, и ты тут ничего не можешь поделать! А теперь ты зовешь на помощь немцев, чтобы уничтожить меня, но ничего у тебя не выйдет! Даже мертвый, я буду лучше тебя, доходяга!

Веничьо не предвидел, что патетическая сцена, которая по его замыслу должна была повергнуть врага к его ногам, повернется таким боком. Он слегка растерялся.

– Позволь мне сказать, что ты наглый обманщик, Аттилио. Ты никак не можешь быть богаче меня. Если хочешь, можем прямо сейчас посчитать!

Они немедля схватились за бумагу, карандаши и принялись за расчеты. После долгих препирательств, выяснилось, что они одинаковы бедны.

– Но что касается Лауры и Бьянки, я с тобой не согласен!

Перед зардевшейся синьорой Капелляро Аттилио перечислил все прелести своей супруги, расхваливая их чрезмерно поэтично, но с трогательным энтузиазмом. Не желая отставать, Марио детально, расписал физические и моральные достоинства своей половины. Вскоре свидетели поединка узнали все подробности об обеих дамах, но никаких нескромных мыслей это не вызвало, ведь речь шла о том, чья идеология выйдет победительницей из этого спора. И в Этом вопросе сторонам пришлось согласиться на ничью.

– Ты и твой сынок Джанни – вы для меня отбросы, грязь! И когда я увижу вас обоих связанными, стоящими спиной к карательному взводу…

– Что ты тогда сделаешь?

Это спросил Джанни, он только что вошел в комнату. Он устремился к Марио и взял его за грудки:

– Ну, скажи, что ты сделаешь, убийца? Шпион! Ты позор для своей семьи!

– Что ты говоришь, Джанни! И кому – мне, твоему родственнику!'

Марио чуть не плакал. Он обратился к остальным:

– Мальчишка, которого я когда-то учил делать ловушки для птиц, и вот какие слова он мне бросает в лицо!

– А ты сам что сейчас говорил отцу?

– Это разные вещи! С твоим отцом – это политика, а в твоем случае – просто плохое воспитание!

– Ты смеешься над нами?

– Пойми меня, Джанни. Для меня твой отец в политике – ничтожество, антифашист, бездельник! И я говорю с ним так, как должен и имею право говорить. Но между нами, в конце концов… ты следишь за мыслью? Я не сказал, что не уважаю его.

– Ты так его уважаешь, что хочешь убить?

– Только в политическом плане, Джанни, только в политическом!

– Но, черт возьми, когда твои немецкие друзья всадят ему в шкуру дюжину пуль, он умрет как политик или как человек?

Веничьо оказался лицом к лицу с проблемой, о которой он не думал всерьез до сих пор. Он в раздумье потер подбородок.

– Да, очевидно…

– И ты вообразил, что я позволю расстрелять моего отца?

– О, ты понимаешь, я сказал это просто так… Между нами, я не хотел бы никого расстреливать.

Но тут встрял Виргилий Сандрино, маленький сапожник, над которым все смеялись из-за его небольшого горба:

– Может, ты, Марио, и не хотел… Но мы, настоящие, чистые фашисты, мы собираемся очистить страну от всякого сброда, ты слышишь? Они все получат по заслугам! Капелляро, его сын, де Беллис, Бонакки и падре – все заговорщики, которые выгнали нас из мэрии! Они заплатят за это и не позднее, чем завтра!

От возбуждения он начал брызгать слюной. Даже его друзья почувствовали к нему отвращение. Марио перебил оратора:

– Не забывай, что мэр – я, Виргилий, и что ты должен ждать, пока я не разрешу тебе говорить, а я не разрешаю, потому что ты говоришь одни глупости.

– Я не нуждаюсь в твоем разрешении, а если вы все не хотите меня слушать, я знаю, к кому мне обратиться!

И он вышел, оставив их в недоумении. Бергасси поинтересовался общим мнением:

– Как вы думаете, что он сделает?

Аттилио успокоил:

– Ничего особенного. Пойдет к себе в берлогу давиться собственной злобой. Забавные у тебя приятели, Марио.

– Не увиливай от разговора! Теперь, Джанни, поговорим об Авроре. Я заявляю тебе перед всеми – будешь у меня в ногах валяться, а я все равно не отдам за тебя дочь! Она слишком хороша для тебя! И потом, я не хочу иметь внуков, в чьих жилах будет течь кровь твоего отца!