Шарль Эксбрайя - Убийство девственника

– Это не я, а Соломон. Вспомните: «Устами своими притворяется враг, а в сердце своем замышляет коварство. Если он говорит нежным голосом, не верь ему; потому что семь мерзостей в сердце его. Если ненависть прикрывается наедине, то откроется злоба его в народном собрании».

Плишанкур раздраженно заметил:

– Вы что, кроме Священного Писания, других книг не читали?

Она удивилась:

– А что я еще могла читать?

Он удержался от ответа, чтобы ее не обидеть. Однако при въезде в Анси поймал себя на том, что пытался вспомнить, у кого же из Нантье был самый тихий и нежный голос.

Дебора вернулась на виллу, а Плишанкур к себе в кабинет, куда не замедлил явиться и Жирель. После общения с Деборой Плишанкур и сам смягчился, поэтому обратился к своему помощнику менее сурово, чем намеревался.

– Я еще раз убедился, что Дебора – девушка необычная. Но это лишний повод для того, чтобы вели себя с ней прилично, когда с нее будут сняты все подозрения.

Юноша подскочил от возмущения:

– Вы же не думаете в самом деле, что она виновна!

– Инспектор, я ничего не думаю, я полагаюсь только на неопровержимые улики. Пока ничто не доказывает мне, что Дебора Пьюсергуи убила Жерома Маниго, однако ничто не говорит и об обратном.

– Значит, вы больше не считаете, что Сюзанна…

– Нет.

– Но вы же сами…

– Подумайте, Жирель! Все в один голос описывают Сюзанну как девушку слабовольную, изменилась она только после телефонного разговора, обрела уверенность в себе, дворецкому нагрубила… но я сомневаюсь, чтобы за такое короткос время она могла превратиться в убийцу. Нет, Жирель, кому-то хочется, чтобы мы пошли по ложному следу.

– Зачем?

– Чтобы спрятать истинного убийцу и вора.

– Но Нантье не стали бы разыгрывать всю эту комедию только для того, чтобы защитить служанку, поступившую к ним на службу совсем недавно.

– У вас одна Дебора на уме.

– Меня сейчас волнует только она.

– Это-то мне и не нравится. Вы прежде всего полицейский и не имеете права ставить ваши личные симпатии выше долга. Вы обязаны относиться к мадемуазель Пьюсергуи как к подозреваемой. Если вы чувствуете, что не способны на это, признайтесь мне, и я попрошу комиссара назначить мне другого помощника.

– Не надо!

– В таком случае напоминаю вам, что полицейский, замеченный в компании с подозреваемым в деле, расследуемом этим полицейским, считается предателем и строго наказывается высшими инстанциями.

– Я все это знаю, но я знаю также, что люблю Дебору.

– Которую знаете всего несколько дней и с которой вы больше получаса и не разговаривали.

– Вы что, никогда не слышали о любви с первого взгляда?

– Нет, не слышал. Наверное, в моем кругу об этом не говорят.

– Ты думаешь, что тебе ничего не грозит… Думешь, что хитрее всех, смотришь на девочек смеясь и, чтобы овладеть ими, плетешь Бог весь что, а через пару недель уж не помнишь, как их звали. Воображаешь, что так будет всегда, и вдруг в один прекрасный день встречаешь ее. Не заговариваешь с ней, не улыбаешься… ничего не знаешь о ней, даже имени, но понимаешь, что никогда не сможешь ее забыть, что бы ни случилось… Не хочу загадывать, чем закончатся наши отношения с Деборой, но уверен, что если я на ней не женюсь, то не женюсь никогда.

– Понимаю… А можно мне вам дать один совет?

– Даже нужно.

– Ступайте домой, ложитесь в кровать и постарайтесь заснуть, вечером сходите подышать воздухом, а потом в течение пары суток питайтесь исключительно овощным супчиком. Самая безумная страсть не устоит перед такой диетой.

В течение последующих нескольких дней следствие не продвинулось ни на йоту. Нантье вернулись к своему обычному образу жизни, но время поджимало, а денежные проблемы решены не были. Разоблачения инспектора привели к тому, что все переругались: Генриетта с мужем, а Патрик с женой. Взывали к совести, чести, говорили о злоупотреблении доверием, угрожали, оскорбляли, жаловались на прошлое, настоящее и будущее. Эдуард, до которого сквозь закрытые двери доносились отголоски семейных скандалов, только грустно качал головой и шел плакаться Агате Вьельвинь, говорил ей, что, как ни печально, им придется покинуть этот, такой уже привычный, дом, а в их возрасте искать место – дело столь же тяжелое, сколь и унизительное.

Единственной новостью было возвращение Армандины Маниго. Она была настолько погружена в себя, в свои молитвы, что стороннему наблюдателю – доброжелательному или нет – представлялось, что вся эта история не имеет к ней никакого отношения. Но что с ней будет, если Нантье обанкротятся? Старая дама, никому не нужная и никому не интересная… Армандина, казалось, об этом не задумывалась. Она говорила, что Богоматерь, всегда столь сострадательная к ней, поможет ей и на этот раз. Никто, кроме нее, в это не верил.