Будь повнимательней, Вест, сказала она самой себе, дожевывая свой скорбный бутерброд. Ты решилась пойти в этом деле до конца, так ты и поступишь. Пожалуйста, никаких рассуждений. Никаких обдумывании. У тебя для этого не хватает ума, подруга. А с другой стороны, ты не должна полагаться на свои чувства. Чувства сделали из тебя то, чем ты теперь стала. Просто выполняй указания доктора.
Она выключила свет на кухне и пошла в гостиную. Она решила ждать Брета там. У нее не было оснований для уверенности в том, что он придет, но предчувствие такое у нее было. Надо просто подождать, и он придет. Хотя стрелки ее часов перевалили за половину одиннадцатого, а затем за одиннадцать, она продолжала ждать.
Ожидание относилось к таким вещам, которых она не переносила. А в последнее время ей часто приходилось заниматься именно этим. Она месяцами ждала его возвращения после того, как корабль Брета ушел из Сан-Диего. Еще больше месяцев безнадежного ожидания, когда он женился на Лоррейн. И самые скверные месяцы, когда он находился в госпитале в Сан-Диего. Паула то испытывала смертельный страх, то проникалась безмерными надеждами. Она все еще продолжала ждать, хотя то, чего она ждала, усохло и было унесено ветром. Закончилось время подвешенного состояния, время взлетов и падений. В ее голове тикал маятник с небольшим ходом между надеждой, что он скоро придет, и желанием, чтобы он не приходил очень долго. Даже ожидание менее мучительно, чем то, что последует за ним.
Она попробовала послушать музыку, включила электропроигрыватель, но музыка только еще больше ее взволновала, а ей этого не хотелось. Эмоции делали происходящее более реальным. Она выключила проигрыватель и стала вслушиваться в тишину дома: в звенящую глухоту, в звуки времени, которое медленно движется в тишине. Время продвигалось шаг за шагом вместе с биением сердца, пронося ее через необжитую страну отчаяния.
У отчаяния есть одна особенность: оно не заставляет плакать. Можно всплакнуть, когда отчаяние настигает, но еще не веришь, что это действительно отчаяние. Иногда человек плачет и потом, когда поймет, что надо начинать новую жизнь, но увидит, что не в состоянии это сделать. Но в самом апогее отчаяния не заплачешь, даже если захочешь. И это хорошо, ведь от слез распухают глаза.
Пока Паула прислушивалась к тишине, стрелки часов подползли к половине двенадцатого. Тогда она выключила лампу, стоявшую возле кресла, и начала всматриваться в темноту. Темнота и тишина вполне ее устраивали, но она в любое время была готова поменять их на забвение. Нельзя годами работать, любить, страдать и не почувствовать, что все пропало, когда в последний момент все рушится. То есть не пожелать себе смерти. Было некоторое утешение в мысли о том, что время продолжает свой неизменный бег; ты все еще на сборочном конвейере жизни, и готовая продукция все равно примет форму забвения.
Когда Паула услышала, что на ее улицу въехала машина, она поняла, что это Брет. Даже если бы это было и не так, она бы все равно была в этом уверена. Паула подбежала к парадной двери и распахнула ее. Она включила свет на крыльце, и ее сердце дрогнуло. У бровки тротуара остановилась полицейская машина. Из нее медленно и скованно вылез Брет, как будто за несколько часов его тело постарело на много лет.
- Теперь все в порядке, лейтенант? - спросил голос из машины.
- Да, спасибо.
Полицейская машина тронулась.
Она сбежала с лестницы, чтобы встретить его. Когда он подошел ближе и его осветила лампочка над крыльцом, она увидела марлевую повязку на его лице и забыла обо всем.
- Дорогой, что случилось? Где ты был?
- В полицейском участке.
- Но у тебя ушибы?
- Небольшие. Майлс мертв.
- Ты... - Она почувствовала, как помертвели ее губы.
- Я не убивал его, - спокойно сказал он. - Я пытался, но не стал этого делать. Его застрелили; он оказал сопротивление при аресте.
Она взяла было его под руку, чтобы помочь подняться по ступенькам, но он слегка отстранился, и ее рука повисла. Они вошли в дом врозь, как незнакомые. Она шла позади и увидела порванные швы на плечах его кителя, грязь на спине, огромную синюю шишку на затылке. Ноги у нее подкосились, и она чуть не свалилась на пол, прежде чем добралась до кресла.
Он включил торшер и сел напротив нее. Она остро чувствовала разделявшее их пространство и стоявшее за этим отчуждение.
- Отпечатки пальцев Майлса совпали с отпечатками на столике у Лоррейн, - произнес он. - Именно он был у нее.
Читать дальше