Майкл Коннелли: Страшила

Весь уик-энд я страдал от похмелья и чувства унижения, а также злился на весь мир, обдумывая свое будущее и не находя в нем ничего для себя привлекательного. Более того, складывалось впечатление, что после увольнения из редакции у меня его вроде как и вовсе нет. Немного протрезвев после пятничных возлияний, я в субботу утром засел за компьютер, вызвал из его памяти на дисплей свой роман и начал читать. Довольно скоро я осознал то, что осознала моя бывшая жена несколько лет назад и что мне самому давно следовало понять. Романа, в сущности, не было, и я, считая его наполовину написанным, выдавал желаемое за действительное, занимаясь самообманом.

Выводы, сделанные мной в этой связи, были неутешительными. В том случае если бы я решил всерьез заняться писательством, мне предстояло начать работу с самого начала, основываясь на имевшихся разрозненных путаных заметках и записях, каковая мысль вызвала у меня не только отторжение и неприятие, но даже чисто физическую слабость. Чтобы развеяться, я решил поехать в «Шорт-стоп» и забрать оставленную на парковке машину, но не удержался и зашел в заведение, где и просидел до самого закрытия, то есть до раннего утра воскресного дня. При этом я наблюдал по телевизору за второй игрой «Доджерс», также закончившейся их поражением, и пьяным голосом повествовал случайным собутыльникам о тяжелом положении «Лос-Анджелес таймс» и других печатных средств массовой информации.

Все воскресенье я проспал, а утро понедельника посвятил приведению себя в норму, что, надо признать, мне удалось лишь отчасти. Ко всему прочему, забирая машину с парковки у «Шорт-стопа», я еще и опоздал на сорок пять минут на работу. Это не говоря о том, что от меня продолжало разить алкоголем, выходившим, казалось, из всех пор моего тела.

Анджела Кук уже сидела у меня в кабинке рядом с рабочим столом, позаимствовав для этого стул в одной из пустых ячеек, которых появилось довольно много с тех пор, как управляющая корпорация начала кампанию сокращений и увольнений.

— Извините за опоздание, Анджела, — сказал я. — Начиная с вечера пятницы, уик-энд превратился в один сплошной праздник отмечания моего ухода. Жаль, что вы на него не пришли.

Она сдержанно улыбнулась, как если бы точно знала, что никакого праздника не получилось, а имел место лишь одинокий загул отчаявшегося неудачника.

— Я принесла вам кофе, но, боюсь, он уже холодный, — произнесла она.

— Благодарю.

Я взял пододвинутый мне пластмассовый стаканчик и пригубил напиток. Девушка сказала правду: кофе и впрямь совершенно остыл. Но в «Лос-Анджелес таймс» хорошо то, что в кафетерии сотрудникам выдают бесплатный кофе. Пока, по крайней мере.

— Давайте сделаем так, — сказал я. — Сейчас выясню, нет ли срочных дел по моей части, и если таковых не обнаружится, то мы с вами возьмем по стаканчику свежего горячего кофе, уединимся где-нибудь и поговорим о вашей будущей работе.

Я оставил ее в своей ячейке и отправился в редакцию криминального отдела, остановившись по пути у стеклянной будки электронного коммутатора. Она стояла как часовой в центре зала новостей и была достаточно высока, чтобы операторы могли, обозревая зал, видеть, кто из сотрудников на месте, и передавать им необходимое сообщение или переключать тот или иной телефонный звонок. Я остановился у края будки, и одна из сидевших сбоку операторов, опустив глаза, увидела меня.

Это была Лорейн, которая, кстати, дежурила на коммутаторе и в прошлую пятницу. Подняв палец, она дала мне понять, чтобы я немного подождал, после чего, пощелкав тумблерами, сняла наушник с левого уха и поманила меня к себе.

— У нас ничего для тебя нет, Джек, — сказала она.

— Знаю. Я хотел поговорить о прошлой пятнице. Во второй половине дня ты переключила на меня звонок некой дамы по имени Ванда Сессамс. У тебя остался номер ее телефона? Я забыл спросить ее об этом.

Лорейн снова надела наушники, чтобы принять очередной звонок, после чего, вновь приподняв левый наушник и повернувшись ко мне, сообщила, что номера этого абонента в ее записывающем устройстве не осталось. Она не дала команду запомнить, а автомат без дополнительных указаний хранил в памяти лишь последние пятьсот номеров, с которых звонили в новостной зал. С того времени как позвонила Ванда Сессамс, прошло уже два полных дня, а коммутатор новостного зала принимал ежедневно до тысячи звонков.

Лорейн предложила мне позвонить по номеру 411 в отдел общей информации и спросить, не осталось ли записи об упомянутом звонке там. Сотрудники часто забывали об этом отделе, который в свое время считался одним из базовых в плане идентификации абонента. Я поблагодарил ее и продолжил путь к редакторскому столу. Должен признать, что я звонил по номеру 411 еще из дома, но никаких сведений о миссис Ванде Сессамс там не получил.