Жан-Мишель Риу - Свидание у Сциллы

— В данном случае — ваша тайна, — пояснил я молодому Мессину.

Он молча согласился и слушал очень внимательно, не прерывая меня. Сцилла опустела. Вдалеке бодрствовал Морис. Я продолжил. В своем посмертном сообщении Хентц намекнул на сюрприз, и утром Скриб получил книгу Марселя Мессина. На полях одной из страниц рукой Хентца написаны три слова — «твоя тайна здесь». Только на следующий день Скриб понял, что тайна заключена в «забытом» дне 13 сентября. Он нашел третьего друга Марселя — Пьера Гено. Этот свидетель умер, но, по словам его вдовы, Хентц у нее уже был и взял документы, имеющие отношение к тайне. Вдова ничего не знала, кроме названия деревни. Скриб ухватился за ниточку, нашел Ти Гвен и узнал от трактирщицы, что вы уже там были. Потрясающая новость подтвердила его сомнения. Он вернулся в Париж, убежденный, что раскрытая тайна — причина смерти Клауса. Накануне похорон ему сообщили, что вы приглашаете его в Сциллу, в память о Хентце. Подвернулся случай выложить все, что он узнал, и заставить вас сознаться.

— Почему же он не сделал этого? — В первый раз Мессин прервал меня. Я заметил его нетерпение. Остается еще несколько темных пятен, но главное уже сказано.

Пора закругляться. Я поведал, как было обнаружено признание деда здесь же, у Сциллы, умолчав о невольной помощи Мориса и о том, что находился в зале в тот день. Ведь это я был тем банкиром, поглощенным чтением, когда Скриб нашел рукопись. Увлеченный, я ничего не видел вокруг, не заметил даже, как Скриб украл книгу, но сделал то же самое немного позже.

Молодой Мессин вздрогнул.

— Какое признание? Как оно здесь оказалось?

Я сказал, что его предок использовал Сциллу как место тайного захоронения. Записав правду, он отдавал себя на суд читателю. Этим читателем оказался Скриб. Вот и все. Поль Мессин вдруг сник. Я закончил свой рассказ.

— Прочитав исповедь Марселя Мессина, Скриб решил, что нашел мотив преступления, но признание убийцы, Акселя Сетона, опровергло его гипотезу, и он промолчал.

— Я вспоминаю его поведение, — пробормотал Мессин. — Он казался растерянным. Теперь я понимаю… — Я не стал раскрывать, что об этом написал Скриб. Видя улыбку наследника, его развязное поведение, слыша насмешливые замечания, Скриб чувствовал себя мишенью Мессина. Я дал Полю время собраться с мыслями. Он посмотрел на меня, лицо его было спокойно и голос звучал ровно: — Последний вопрос, и потом буду говорить я. Как и обещал: пятьдесят на пятьдесят. — Мессин слегка улыбнулся, но взгляд его был печальным. — Как вы считаете, почему Скриб не опубликовал то, что узнал? Тайна деда могла поставить меня в неловкое положение и дискредитировать основателя издательства. Почему он не использовал ее как мотив преступления, — ведь тогда я стал бы возможным подозреваемым.

— У Скриба не было никаких доказательств, что вы заказали убийство Хентца. С другой стороны, он не знал, как Хентц собирается поступить с тайной вашего деда. Втянутый в эту историю, Скриб написал о своих сомнениях и доверил рукопись тому, кто найдет ее. Читателем оказался я. Значит, мне и решать, как следует поступить. Теперь вы знаете все.

Мессин долго молчал и внимательно смотрел на меня, стараясь что-то прочесть в моем лице, и наконец горячо заговорил:

— Доверие, которое вы мне оказали, заслуживает награды. Знайте, я испытываю облегчение при мысли, что моя участь зависит от вас. Вы достойны услышать то, что я сейчас скажу Самым ужасным, самым циничным из всех был Клаус Хентц. Теперь я не сомневаюсь в этом Хентц предал свои идеи и своих друзей. Он виновен в гнусных махинациях. Виновен в подлом поступке! — Побледнев, Мессин отпил немного воды и зажег сигарету. Руки у него дрожали. — Вы удивлены? Вам нужны доказательства? Приготовьтесь услышать худшее о подлости, совершенной им по отношению к своему самому верному другу Скрибу. Хентц подчинил его жизнь своим собственным интересам. И каким интересам! — Мессин успокоился и погасил сигарету. — Воображаю, — продолжил он, — как его изобразил Матиас Скриб. Для него Хентц — обожаемое существо, борец, талант. Мыслитель, которого ненавидят, потому что он выше всех. В том числе и самого бедняги Скриба, прожившего тридцать лет под влиянием бредовых идей, навязанных ему Хентцем. Клаус — смелый, благородный, а Матиас — жалкий. Клаус — бунтовщик, а Матиас стыдится своей трусости. Благородство Хентца? Подвиг мыслителя? Хотите, я приведу вам сотню свидетельств того, что Хентц был человеком низким, ограниченным, одержимым манией величия? Смысл жизни Хентца составляли бессмысленные провокации, болтовня, деньги и пустые идеи. Когда-то идеи у него были. Последняя, помнится, лет пятнадцать назад. С тех пор — ничего. Я не солгу, назвав Клауса Хентца интеллектуальным покойником.