На дороге я вздохнул свободно. Страшная боль, сжимавшая грудь, исчезла. Страница перевернута. До Ла Боля мы доехали без неприятностей. Завтра я расскажу друзьям обо всем. Да, я выстрелил, но издалека, хотя думал, что подошел близко. Я не врал. Я похвастался, чтобы надо мной не смеялись. Но я все-таки выстрелил, в этом моя заслуга. Попал ли? Может, и нет, но перепуганный бош стоит мертвого боша. Первый блин всегда комом. Друзья поймут меня, и все образуется. Размечтавшись, я отстал и оказался позади Пьера и Симона. Болотные тропинки освещало сентябрьское солнце. Это было тринадцатого. В лабиринте дорог мы положились на случай. Ла Бриер — странное место. Мы окунулись в безмолвие. Природа и люди здесь очень схожи. После напряженного дня накануне душа отдыхала в несказанной тишине и покое Ла Бриера. По какой дороге дальше ехать? По этой или по той? Не все ли равно: у каждой дороги своя цель. Упоенный обманчивым счастьем, я испытывал то же, что и покидая Париж. Слишком поздно я понял: понадобится жертва, чтобы открыть двери Ла Бриера. Пятьдесят лет спустя я приношу в жертву свою ужасную тайну.
Симон и Пьер ехали передо мной и напевали. Чего нам было бояться? Тропинка петляла по болоту. На мгновение мне показалось, что я узнаю дорогу, но в природе часто встречаются похожие места. Сомнение опять вернулось. Эта лужа и этот перекресток так напоминают ту, другую дорогу. В тот день… Как же вспомнить? Симон громко пел. Он выехал на освещенное пространство из тени деревьев, которые я узнал слишком поздно. Тогда, в темноте, они внушали страх, а теперь, при свете утра, выглядели такими веселыми. Однако за ними (я был уверен) находился мост, а на нем бош, который, возможно, жив. Меня обуял ужас. Я набрал воздух в легкие, чтобы заорать: «Стоп!» Но остался нем. Остановив Симона, я признался бы в своей лжи. Бош жив, я не убил его. Закричи я тогда, и мой друг был бы спасен, но я не сделал этого. Меня парализовали трусость и жалкий стыд. Я позволил Симону ехать к мосту. Пьер собирался следовать за Симоном, но тут я закричал. Он остановился и вопросительно посмотрел на меня. Я опустил голову. Мы вздрогнули, услышав первые выстрелы. Вдалеке показался Симон, он изо всех сил жал на педали и кричал нам, чтобы мы уходили. Его преследовала группа немцев. Бош был не один. Солдаты заняли свои места: снайпер растянулся на земле, остальные бросились за Симоном. Слышны были выхлопы автомобиля. Моя вчерашняя «храбрость» сослужила дурную службу: боши ждали нас. Симон мчался, петляя, и кричал, чтобы мы прятались. Он прикрывал нас. Пьер схватил меня за руку и сильно сжал ее. Я очнулся. Туда, налево, в болота! Я послушался и бросился в болота. Симон почти доехал, когда его ранило, видимо, в руку. Он согнулся, но все еще жал на педали, преодолевая дорогу. Мог ли он спастись? Торфяники замедляли скорость. За ним показались боши. Они стреляли, а Симон все петлял и петлял. Плача, я ободрял его. Вперед, Симон! Вперед, умоляю тебя! Кровь текла по его рубашке. «Я еврей, еврей, — выкрикивал он, — я еврей. Меня убьют. У меня в кармане подлинные документы» «Вперед, Симон!» — орал Пьер. Симон задыхался и ехал медленнее. Слева он увидел дорогу и, чтобы не быть нам обузой, устремился туда. Последнее, что я слышал от него, было обещание встретиться у замка в Ранруе. На полной скорости мы с Пьером помчались по дороге. Остальное я помню плохо. Выстрелы. Справа, по другой дороге, мчится Пьер. Буксует немецкая машина. Снова выстрелы. Крики. Я свалился в траншею с водой, утянув за собой в мрачное торфяное болото свою преступную ложь.
Продолжение я рассказал в книге, опубликованной в 1948 году. Все проведенное в болоте время я сокрушался о своем жребии и надеялся, что Симона минует его жребий. Немцы ушли, довольные призом. За испуг одного из них заплачено смертью. Хороший урок. Я выбрался из траншеи не потому, что осмелел, а из-за Симона. Вдруг он выжил? Чтобы ответить на вопрос, пришлось вернуться в реальность. Взять велосипед, найти дорогу и мчаться к замку в Ранруе, где и встретиться с Пьером. Там я его и нашел, одного, с лицом, исцарапанным колючками кустов ежевики, где он прятался. Я искал глазами Симона, походя на сумасшедшего. Пьер рассказал, что Симон мертв, он видел это.
В наступившей тишине я понял, что мне предстоит отплатить за смерть Симона, пожертвовав своей жизнью. Я хотел покончить с собой, но такой поступок не свидетельствовал бы о храбрости. Путь к искуплению лежал через покаяние. Я решил сражаться до последнего вздоха, избавившись от воспоминаний о Симоне, которые преследовали меня. Тогда я думал, что буду сражаться до тех пор, пока не погибну. Борьба, ожидавшая меня, не была войной с оккупантами. Боши, тевтонцы! Плевал я на них. Впереди меня ждала собственная драма, связанная с моим прошлым. Чтобы не сойти с ума, его надо преодолеть. Я буду сражаться против себя, чтобы забыть. Спасти себя, прежде чем умереть.
Читать дальше