Жан-Мишель Риу - Свидание у Сциллы

Морис кивнул в сторону полки над столиком Поля Мессина. Это решило все. Он повернулся и пошел к входу. Когда я размышляю об этом сейчас, мне кажется, что он дал такой совет, услышав наш разговор с Ребеккой на пороге Сциллы.

Я повернулся к столику Поля Мессина, потом к полке. На ней были собраны манускрипты самых великих. Лакло, Рабле, Савиньи, Пруст, Ронсар, Боссюэ, Бомарше… В этой бесценной тесноте собрано столько мыслей, что их хватило бы на целую человеческую жизнь.

За столом, приготовленным для Поля Мессина, было предусмотрено пустое место, в самой середине, под полкой, для Клауса Хентца. Я стал искать место самого Мессина и вздрогнул от неожиданности, увидев, что мое — напротив покойника. Конечно, я же его лучший друг. Это был еще один знак внимания Ребекки.

Я прекрасно видел, что стояло на полке. Книги выстроились в ряд как раз до того места, где символически должен сидеть Клаус. Именно там я заметил книгу, которая была уничтожена, изуродована и исчезла. Я так хорошо ее знал и столько раз перечитывал, что желтая обложка сразу бросилась мне в глаза.

Триста шестьдесят три страницы, бумага плохого качества, напечатана в 1948 году. На обрезе название: «Прежде, чем забыть».

Вдалеке Морис нес вахту у входа в Сциллу. Ребекка еще не вернулась. Мужчина в сером костюме стоял спиной ко мне. Интуиция подсказывала мне, что голосом Мориса Клаус снова подавал мне знак. Невнятный голос убеждал меня, что я у цели. В этом экземпляре скрыта моя тайна. Подчеркнутое слово, заметка на полях, дата, подробность… Ответ, наконец.

Дрожа от нетерпения, я обошел стол, протянул руку к полке и схватил книгу Мессина. Открыл. Несколько листков упали на пол. Если точно, то двенадцать страниц, исписанные с обеих сторон.

Как вор, я сунул книгу и страницы рукописи под пиджак. Обернулся. Морис ничего не видел. По крайней мере мне так казалось. Незнакомый читатель не интересовался мной. Посмотрев в зал, я увидел, что Ребекка возвращается. Я опустился на свое место, прижимая свой приз, свое сокровище к сердцу, стучащему, как походный барабан. Я взмок от страха.

— Все нормально? — забеспокоилась Ребекка. Я не ответил. — Матиас, что с тобой? — Мои руки сжимали добычу. Я наклонился вперед. — Матиас!

— Я вернусь. Мне надо сполоснуть лицо.

— Тебе помочь?

— Нет!

Я бросился к лестнице, ведущей в туалет, помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки, и толкнул дверь. С неимоверным усилием я открыл книгу Мессина и завладел двенадцатью драгоценными страницами.

Наверху я прочел: «Прежде, чем умереть», приложение к книге «Прежде, чем забыть», напечатанной в 1948 году. На двенадцатой странице автор поставил свою подпись: Марсель Мессин.

Я больше не сомневался. Секрет был здесь. На лестнице послышались шаги. Меня охватила паника. Я бросился в левую кабину и закрылся на два оборота. Именно в этом противном месте я открыл страшную тайну Марселя Мессина, разрушившую его жизнь. Пока приглашенные внука, справившие нужду, мыли руки и говорили о Хентце, мои руки держали тайну Мессина. Я читал страшное признание.

Вот in extenso [5] полностью (лат.) рассказ о 13 сентября 1943 года, написанный Марселем Мессином. Итак, читатель узнает, почему погиб Симон, и поймет причины, вынудившие Марселя Мессина молчать до того дня, пока он не решился сказать правду. Наконец ему будет ясна цель, которую преследовал издатель, спрятав свою исповедь у Сциллы.

Клянусь честью, что я переписал оригинал, ничего не добавляя, ничего не исключая и ничего не меняя. Вот что там было.

«Прежде, чем умереть.

Я долго не хотел писать. Мое ремесло служит мне извинением. Писать и печатать — разные вещи. Я не нарушил бы правила, если бы не этот случай. В 1948 году я опубликовал несколько экземпляров повествования о моем прошлом в Сопротивлении по настоянию близких, удивленных моим молчанием. Такая сдержанность по отношению к периоду, названному «славным», поражала их. Я уступил, чтобы прекратить разговоры и никогда больше не возвращаться к этому. Публикуя «Прежде, чем забыть», я надеялся, что меня оставят в покое с моим прошлым и окончательно забудут о нем. Такое желание было вызвано стыдом. Я пытался скрыть самый страшный факт моей биографии, навсегда запятнавший жизнь человека, по мнению многих, достойного. Это доказывает, что я предал доверие писателей, которые в конце войны видели во мне человека чести, издателя, ничем себя не замаравшего. Все считали меня мужественным и порядочным. И я всех обманул.