Иван Мотринец - Красиво жить не запретишь

Подняв глаза, Скворцов увидел Федосюка, вбежавшего в подъезд. Понимая, что с такими битюгами им с Вознюком врукопашную не справиться, Скворцов огрел Усенко рукояткой своего пистолета по голове, одновременно резко оттолкнув его ногой, только не успел предотвратить сильного удара Федосюка, сбившего Николая с ног.

Скворцов вырвал оружие из руки Усенко и заехал ему ногой пониже солнечного сплетения. Тот стал оседать, но Скворцова достал сбоку мощный удар Федосюка. Поднявшийся Вознюк накинулся на Федосюка сзади. Скворцов сделал обманное движение и рванул на себя глыбу мускулов, крикнув Вознюку:

— Наручники на Усенко!

Но Вознюк усилил собственным ударом инерцию тела Федосюка, и тот грохнулся наземь, увлекая за собой Скворцова. Тут же Скворцов получил удар по голове, правда, не от Федосюка.

— Стреляю, гад! — закричал Николай.

Федосюк замер, не успев подняться.

— Руки за спину! Стреляю без предупреждения, только кто дернется!

Усенко прыгнул, навалившись на правую руку Скворцова, понимая, что в клубок их тел стрелять не будут.

— Наручники на Федосюка! — заорал Скворцов, умышленно падая и уходя из сцепки с Усенко.

Когда появилась группа захвата, дело практически было сделано: Федосюк в наручниках сидел под стеной, а Усенко был под прицелом Вознюка.

Доставив троих в райотдел, Скворцов с Вознюком зашли к Иволгину.

— Вы что это весь наш угрозыск по тревоге подняли? — взглянул на них и тут же опустил глаза Иволгин. — Вам там четверо — плюс две машины — мало? Размах любите?

— Любим пошуметь, Василий Анатольевич, — рассмеялся Скворцов.

Иволгин, наконец, увидел их и тоже рассмеялся:

— Да вас вроде побили?

— Досталось, — согласился Валентин. — Шума, конечно, много, но после хорошей драки чувствуешь себя мужчиной, верно, Николай?

— Ну и видик у вас. Орлы пощипанные…

— Петухи, хотите сказать, — Валентин не желал сдаваться. К тому же было чертовски приятно стоять в знакомом кабинете и играть словами, выжидая, когда майор не выдержит неизвестности.

— В такое время петухи давно на насесте, — не сдавался и Иволгин.

— Мы вот тоже собираемся. Я обещал сегодня жене сводить ее в кино.

— А мне бы отгульчик на завтра, — включился и Вознюк.

— А премию не хотите? К Новому году…

— Хотим. Но сперва — по чашке кофе.

— У, распустились! Как надо входить в кабинет старшего по званию?!

— Давай, Николай, войдем по новой.

— Порезвились? Докладывайте, а то, боюсь, вы тут свалитесь у меня, орлы.

— Разрешите доложить, товарищ майор! Капитан Скворцов и старший лейтенант Вознюк прибыли. Синяки еще не подсчитаны.

— С чем прибыли-то?

— С кем! Считаем: Федосюк — раз, Усенко — два и некто Титарчук.

— Орлы! И все же займись самообслуживанием, Валентин, приготовь кофе. Да вымойте физиономии, вы сейчас знаете на кого похожи?

— На вернувшихся с поля боя, — включая чайник, сказал Валентин.

— Ну, не стану вас разочаровывать. Какие будут мнения: займемся вашими задержанными сейчас же или подождут до утра?

— Сегодня, но сначала выпьем по чашке кофе, — ответил Скворцов. — Не забывайте, один из этой троицы задержан без достаточных оснований.

— А меня в этом кабинете учили, — поддержал Валентина Вознюк, — что сыщик может отложить «на потом» только личные дела.

Заметив, как Вознюк вынул из кармана пачку сигарет и вновь отправил ее туда, Иволгин усмехнулся:

— Придется мне еще раз бросать курить. Курите, бойцы.

— При мне, Василий Анатольевич, вы это делали пять раз.

— В шестой и последний брошу, когда уйду на пенсию. А сейчас позвоню Иванциву, он, небось, не знает, как вечер убить. Обрадую…

Иволгин, наблюдая за молодыми сыщиками, подумал, что, слава Богу, ошибся в отношении Вознюка. У случайного в угрозыске человека после бессонной ночи и всех перепетий последующего дня, после жестокой схватки в подъезде дома на Комсомольской лицо не может сиять, словно у именинника.

Третью неделю Жукровский жил у Татьяны, как у Бога за пазухой. Дважды съездили они в Белгород-Днестровский на рынок, в молдавской Сергеевке купили восхитительную вяленую кефаль, но, в основном, он отсиживался дома. Предложив раз-другой отправиться вечером в ресторан, Татьяна больше не докучала ему подобными просьбами. Тихая семейная жизнь в четырех стенах начинала тяготить. Раздражали Татьяна, ее заботы, предупредительность, даже ее молчание. Почему не задавала ни одного вопроса о будущем, ни разу не поинтересовалась, любит ли он ее? Почему перестала приходить и даже звонить Наташа? Все это говорило о том, что Татьяна ведет длительную умелую атаку, которая должна завершиться, не иначе, как женитьбой. Женитьба, разумеется, ему не грозила, но все же следовало убраться из этого гостеприимного дома раньше, чем Татьяна предъявит вексель к оплате.