Анна Малышева - Отравленная жизнь

– А может, ваш хозяин просто от всех устал? – предположил следователь. – Захотел пожить один?

Вы вообще видели какие-то приметы, указывающие на то, что в доме жила женщина? Косметику, забытые женские вещи? Почему вы так уверены, что это была именно женщина?

Светлана усмехнулась, вид у нее был победоносный:

– Знаете, конечно, можно замести все следы.

И вещи прибрать, и ни одной своей булавки не забыть. Бывают такие аккуратистки, все чистенько за собой подметают. Но все равно что-то забывают.

Например, эта наволочку сменить забыла.

И, встретив изумленный взгляд следователя, женщина пояснила, что девятнадцатого вечером перестилала постель, на которой умерла Лариса. Кто же будет спать на этом белье после покойницы?!

И, снимая наволочку с подушки, она сразу почувствовала запах чужих духов. Очень сладкие и крепкие, наволочка пропахла ими насквозь.

– Где эта наволочка? – оживился следователь.

Наконец-то он услышал что-то конкретное. Звук открывшейся форточки, запертый кабинет, три дня без прислуги – все это не прямые улики, их можно повернуть как угодно.

И женщина, невероятно гордясь собой, встала, открыла шкаф и достала с нижней полки узел с грязным бельем.

– Вот! – Она бросила белье на пол перед следователем. – Тут вся смена, на которой умерла Лариса Николаевна.

Следователь извлек наволочку и, даже не поднося ее к лицу, почувствовал этот сладкий, густой, очень навязчивый запах. На ткани осталось много черных волос, и это было неудивительно – Лариса металась в агонии.

– У нее точно не было таких духов?

И Светлана сказала, что уж в этом она готова поклясться чем угодно, даже здоровьем своих детей.

Лариса Николаевна любила совсем другие духи, ничуть не похожие на эти. Особенно ей нравились запахи зеленой травы и малины. Она как-то сказала, что они напоминают ей лучшее время ее жизни.

А вот какое, не уточнила.

– Алло? – В трубке неожиданно ясно и чисто раздался юный голос. – Алло, бабушка, это ты?

– Зоенька, здравствуй, – торопливо прокричала женщина. Она никогда раньше не звонила в Кельн, хотя телефон Вики у нее был. – Позови маму!

– А мамы нет, – удивленно ответила девочка. – Алло, бабушка, что случилось?

– А папа дома?

Роман оказался на месте. Теща застала его только потому, что не приняла во внимание разницу во времени между Кельном и Москвой. В Москве было одиннадцать утра, в Кельне – девять. Роман еще не ушел в университет.

– Марина Павловна, здравствуйте. – Он попытался перекричать тещу, но тут же понял, что это не удастся. С великим трудом он убедил ее говорить тише – связь прекрасная. И только тут разобрал, что женщина чем-то очень встревожена. – Что у вас случилось? – забеспокоился он. – Вика уже вылетела? Ей лучше? А как вы себя чувствуете? Мы за вас переживали.

– Что? – замороченно ответила та. – Ах, Рома, неужели и Вика заболела? У нас и без того такие нехорошие новости…

Он уже ничего не понимал. Жена уехала в Москву двадцать пятого октября, сообщив, что мать прислала ей тревожное письмо. Кажется, она больна, есть серьезное подозрение на рак. Вика перецеловала детей, взяла почти все деньги – на возможную операцию и лечение. Просила не звонить родителям, сказала, что это только заострит их внимание на болезни. Зато регулярно звонила сама. Говорила, что мать проходит обследование, у нее берут сложные анализы, ее присутствие здесь необходимо. Передавала приветы от сестры, тестя, тещи. Наконец позвонила и сообщила, что восемнадцатого улетает, пусть ее не встречают, она прилетит поздно ночью.

А вечером вместо Вики – еще один телефонный звонок. Обследование дало неоднозначные результаты, нужно задержаться еще на несколько дней для полной ясности. Кроме того, она сослалась на то, что отвыкла от московской погоды, простудилась и у нее высокая температура. Так или иначе, сейчас она лететь не может.

Роман не возражал против того, чтобы она задержалась еще на несколько дней. Его беспокоило только то, что Вика выматывается, забросила собственное здоровье, пока следила за чужим… А кроме того, из-за всех этих треволнений сдала билет в последний день, а значит, потеряла слишком большую сумму. Он вообще был скуповат и по собственной инициативе никогда в Москву не звонил.

Так что жена могла не просить его об этом специально. Но теперь, слушая чепуху, которую несла теща, Роман решил, что, наверное, звонить все-таки стоило. Мало ли что говорила Вика по телефону! А вдруг правда куда суровее? Вдруг теща от всех этих бед сошла с ума?