Андрей Житков - Кафедра

С Маркушей Митя теперь старался не встречаться и здоровался сквозь зубы, несмотря на формальную примиренность, а вот с Рашидом они после того случая с малолетками подружились. После работы частенько “ударяли” по паре пива или чего покрепче и посмеивались над тем, как Рашид полез разбираться через забор с наркоманами. В подпитии Рашиду первому Митя и признался, что ушел из семьи и живет теперь у Зоиной дочки Настеньки. Рашид приложил палец к губам, давая понять, что никто ничего об этом не узнает, и ободряюще похлопал по плечу, произнеся поговорку на арабском, которая полностью соответствовала русской: “Все, что не делается, все…”

— К черту! — добавил Митя, смеясь. — А у тебя как с бабами? — спросил он излишне фамильярно.

— По всякому бывает, — смутился Рашид. — Сейчас холостой хожу. Да и некогда мне, диссертацию надо писать.

Митя понял, что нечаянно задел больную струну, и больше этой темы не касался.

Они еще трижды посещали “соломенную вдову” Эдгара Рахимовича Веру, пили чай, ели пироги, играли с мальчишками. Рашид клялся и божился, что обязательно вытащить ее мужа из тюрьмы, потому что дело от начала до конца сфабриковано, взятка подстроена, а у него двоюродный брат в ОБНОНе, и так далее и тому подобное. Только с третьего посещения Митя наконец-то “въехал”, что Рашид в Веру попросту влюблен, но не решается предпринять какие-либо шаги, боясь все испортить. Будет вот так все время ходить, делать подарки, вздыхать и мучаться. Нет, Митя не смог бы так. Ему надо сразу все точки над “i”, быка за рога… А такая тайная любовь — это не для него. И его-то Рашид брал с собой только для того, чтобы не оказаться в нелепой ситуации! Поэтому, когда он в очередной раз предложил Мите отправиться к Вере на “Бабушкинскую”, Митя вежливо отказался.

Однажды после “пивняка” Рашид предложил зайти к нему домой. Он сказал, что его мама, Гюзель Андреевна, очень хочет познакомиться с Митей, потому что он ей много про него хорошего рассказывал. А сегодня у него как раз праздничный плов и бутылка хорошей водки.

Митя колебался недолго. Они сели в метро и поехали на “Белорусскую”.

— Митя, Рашид мне про вас все уши прожужжал! — встретила его Гюзель Андреевна — толстая маленькая женщина с добродушным лицом и голубыми глазами, кажущимися маленькими из-за очков с двойными линзами. Она крепко пожала его руку. — Вы очень принципиальный и честный человек. Такое в наше время — большая редкость.

— Ничего я не принципиальный, — смутился Митя.

— Ну, Рашид-то рассказывал, как вы дали отпор этому кафедральному пьянице Маркуше. Он мне все рассказывает. Проходите в комнату, располагайтесь. Сейчас я на стол накрою, — Гюзель Андреевна, тяжело переваливаясь, направилась на кухню.

Митя прошел в гостиную, всю увешанную и застеленную дорогими коврами. В остальном же комната мало чем отличалась от виденных Митей московских гостиных: мягкая мебель, журнальный столик, телевизор, пианино, старинная горка с инкрустацией, уставленная хрусталем. На коврах висели фотографии в рамочках.

— Мама с папой? — поинтересовался Митя у Рашида, кивнув на портрет мужчины с женщиной, прижавшихся друг к другу щеками.

— Да, они, — кивнул Рашид.

— А папа где?

— Погиб, — насупившись ответил Рашид.

— Извини, пожалуйста, я же не знал. Я вот своего никогда не видел, матушка меня, как говорится, в подоле принесла. Говорит, летчиком был международным. Врет, наверное.

— Не говори так о матери, — попросил Рашид. Он улыбнулся. — Ничего, сейчас пловчик сообразим. Повеселей будет. Настоящий, с барбарисом.

— Так он еще не готов? — спросил Митя, глянув на часы.

— Готов-готов, — подмигнул Рашид. — Маленькие детали. Сиди пока!

Рашид отправился на кухню помогать матери, а Митя стал разглядывать фотографии родственников. Какие-то совсем старинные, с заломанными углами, пожелтевшие, и новые, цветные, красочные. Вот он, его братан-обноновец, чем-то похожий на Рашида, в форме капитана милиции.

Скоро стол ломился от закусок. Первый тост подняли за новое знакомство.

Митя, проголодавшийся за день, принялся уминать вкусные домашние салаты и язык с хреном. Рашид просил его не усердствовать, обещал плов минут через двадцать — вместе с пальцами съешь. Гюзель Андреевна расспрашивала его о кафедре, интересовалась Игониной.

— С ней надо ухо востро держать и не высовываться, показывая, что умней ее, — сказал Митя. — Иначе слопает, как Зою Павловну. Что поделаешь, любит тетенька власть. Готова за нее любому глотку перегрызть. Она ведь не может и дня прожить, чтобы с кем-нибудь не поссорится. Сама себе врагов придумывает. Боится, что с ней поступят также, как она в свое время с Зоей поступила. То Рашид у нее в немилость попадет, то Анечка, то Маркуша, то еще кто-нибудь. Меня пока бог миловал.