Андрей Житков - Кафедра

— Алкоголик, значит?

Бадаев пожал плечами.

— Раньше был, это да. А сейчас навряд ли. Трудоголик, как какой-нибудь японец. Тот за деньги корячится, а этот за идею. Трясется, как работать хочет. Сутками может сидеть. Ничего вокруг не замечает. Наивный человек. Всему и всякому с полуслова верит. Я ему предложил поддержать престиж науки на международной арене.

— Дуешь, значит, старикана?

— Не то болтаешь! — рассердился Бадаев. — Я ему столько плачу, сколько он в своем сраном университете за десять лет заработать не сможет! Его государство опустило до нищенского состояния, выпнуло из системы, хоть с сумой по миру иди, а я ему помогаю. Он тут в деревне без работы загибался: кур пас, пчел доил. Не знал, куда руки приложить. Думаешь, если он старый, ему ничего не надо? Знаешь, сколько у него детей?

— Не знаю, — пожала плечами Лина.

— Пятеро. И внуков — вагон и маленькая тележка. Раньше на шее сидел, а теперь гордый ходит. Приедут к нему в гости, а он так небрежно бабки отстегивает. Сам видел. Мол, примите от щедрот моих, опять я людям нужен стал! Еще любовница у него молодая. Он как запрется с ней в каморке, всю ночь спать не дает!

— Знаю я, — сказала Лина. — Старик — стариком, а глаз горит. Меня тоже всю оглядел. Слушай, Бадаев, а не слишком ли много народу здесь пасется? Какая-нибудь дрянь случайно поинтересуется.

— Не поинтересуется. Они здесь люди не любопытные, в чужие дела нос не суют. На вот тебе еще заказ, — Бадаев порылся в бумагах на столе и протянул Лине бумажку, на которой были записаны характеристики микросхем.

В подполе появился Иван Федорович. Он сиял, как начищенный самовар.

— Ребятки, я тут сбегал за маленькой. Давайте уж за Линин приезд. Не каждый день бывает.

Они поднялись из подполья в горницу. За то время, пока Лина была в подполе, комната неузнаваемо преобразилась: стол был застелен белой скатертью, пол подметен, пивные бутылки испарились, будто их и не бывало. Первым делом Иван Федорович выставил на стол бутылку “Перцовки”, затем стопки, а уж потом закуски в банках, хлеб и прочую снедь. Он разлил водку и произнес в честь Лины длинный и витиеватый тост, что, мол, для него нет большей радости, чем видеть в своем доме столь прекрасную и очаровательную барышню.

Бадаев был прав, подвыпив, Иван Федорович стал рассказывать о себе, какой он заслуженный и маститый ученый. На столе появились сертификаты, дипломы, свидетельства.

— Видите, даже японцы меня признали, а у себя я никому, кроме Алеши не нужен. Такая беда! — говорил Иван Федорович, тряся большой бумагой с золотым тиснением.

— Я с ним в Японии и познакомился, — шепнул Лине Бадаев. — Тогда еще понял — голова у мужика золотая, да дуракам досталась.

Бадаев с Линой почти ничего не пили, а Иван Федорович довольно быстро “накидался”, раскраснелся, разгорячился и каждые пять минут стал подсаживаться к Лине с предложениями остаться на ночь. Мол, в тесноте, да не в обиде.

— Я уж лучше в Москву поеду, — отнекивалась Лина. — А то еще ваша внучка заявится, греха не оберешься. Волосы повыдергает, глаза выцарапает.

— Да что нам внучка! Мы и сами еще ничего! — бил себя в грудь Иван Федорович.

С трудом отделавшись от назойливого старика, Лина с Бадаевым вышли на крыльцо. Мухтар натянул цепь, грозно рыча, но Бадаев прикрикнул на него, и пес успокоился.

— Ты вот что, Линочка, технология технологией, дело тут потихоньку движется, а займись-ка ты покупателем. В позапрошлом месяце он должен был поступить на склад. Шучу. Близко к нему не подходи. Знаю я все эти прибамбасы — сам работал. Если он хоть раз промелькнул в “оперативке”, значит за ним есть постоянный хвост, и для нас он опасен. И ты тоже на“крючке”. Найди лучше нейтрального человечка из тех, что находится с ним в контакте вне подозрений, и через него работай. Если будет жарко, придется от него отказаться. Будем другую мазу искать. Что Александр Антонович, не с его ли молчаливого согласия Борьку ребятки порешили?

— Тайна, покрытая мраком, — сказала Лина. — Но пока тише мышки, в “контору” не стучит.

— Вот именно — пока. Волчара он, надо будет — съест. Пока у нас ничего не готово, он может понадобиться, а потом… — Бадаев замолчал.

— Линочка, Леша! Ребятки-козлятки, я вас жду! — раздался пьяный голос Ивана Федоровича.

— Иди! — приказал Бадаев. — Если что-то изменится, я тебе отзвоню.

Лина кивнула и зашагала к калитке. Бадаев провожал ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась за пригорком, потом вернулся в дом, из которого доносились пьяные крики Федора Ивановича, почти академика.