Леонид Марягин - Экран наизнанку

Теперь сдавал он. И опять выиграл, здорово повысив ставку.

В третий раз ему пришлось предъявить карты и Котыша, рискнувший пойти на десять рублей, охнул:

- Да. Ему кобыла прет!

На руках у Леньки были три туза.

Деньги со стола переместились к Леньке за пазуху.

- Ставьте! - предложил он, тасуя колоду.

- Сдавай - я отвечаю! - зло потребовал Котыша - денег у него больше не было.

- Без денег я не играю. Кто ставит?

Картежники молчали.

- Тогда я пошел. - Ленька положил колоду на стол.

- Стой! - схватил его за руку Котыша. - Отыграйся!

- В дрынку не отыгрываются. - Ленька выдернул руку и шагнул от стола.

- Стой, ты, сука, жидовская морда! - Котыша вскочил и сорвал с пояса матросский ремень с залитой свинцом бляхой.

Этого терпеть было нельзя. Ленька остановился и, стиснув кулаки, приготовился к драке.

Котыша шел на него, зажав в руке конец ремня. Бляха покачивалась у его щиколотки в такт шагам.

Ленька прыгнул вперед, упреждая удар бляхой, выхватил ремень и стеганул им Котышу по голове.

Тот, согнувшись вдвое, качаясь то ли от водки, то ли от удара, пошел прочь. Сквозь пальцы, прижатые ко лбу, сочилась кровь.

А Ленька, не выпуская трофейного ремня из побелевшей от напряжения пятерни, нарочито медленно, чтобы картежники не посчитали его трухнувшим, брел к подъезду.

Он лежал на кровати поверх покрывала лицом к стене, подтянув ноги к животу.

Репродуктор слюнявил песню:

Есть у нас агроном,

Ой да косы длинные,

А глаза, друг,

Бирюза, друг,

И зовут Галиною...

От удара камешка задребезжало оконное стекло.

Ленька выглянул во двор.

Внизу с перевязанной головой - бинт на лбу и под челюстью - стоял Котыша и манил его к себе.

В темной комнате, под светом фотоувеличителя, он вытащил из черного пакета "вальтер", проверил обойму и сунул пистолет в карман шаровар.

Бабушка, чистившая картошку на пустой в этот дневной час кухне, угадав по выражению лица внука что-то недоброе, кинулась наперерез и загородила выход из кухни, раскинув руки.

- Ты шо? Ты шо, скаженный? - успокаивала она.

Ленька стоял перед старухой бледный, не разжимая губ.

- Не пущу! - выкрикнула бабушка.

Внук резко нагнулся и проскочил мимо бабки под ее рукой.

Сжимая в кармане "вальтер", он стоял у подъезда и оглядывал двор. Котыши во дворе не было. Ленька понял, что ждут его за балаганами, где происходили все драки и толковища.

Узкая, в ширину человеческого корпуса, щель между балаганами - так называли самостроенные сараи - вела к этому известному в округе месту.

Ленька появился из щели и тут же прижался спиной к стене балагана.

Потом он много раз пытался понять: что толкнуло его к стене? Спасло от ударов сзади? И приходил к выводу - судьба или Господь. В разные периоды его жизни ответы менялись.

Но сейчас он прилип к стене.

А против него, шагах в пяти, топталась ватага пьяных парней и в центре - перевязанный Котыша. Почти никого из ватаги Ленька не знал или не узнал теперь.

Кто-то сунул Котыше в руки большой, похоже кухонный, нож, и тот, выставив его перед собой, двинулся к Леньке.

Шаг, второй, третий...

Вжимаясь в стенку, Ленька с трудом - рука не слушалась - вытащил "вальтер" из кармана и поднял его на уровень живота. Снял с предохранителя.

Дальнейшее выглядело невероятно. И Котыша, и его кореша рассосались, растворились в пространстве пустыря.

Ленька попытался шагнуть, повернуться - ноги не слушались. С усилием переставляя ступни, он двинулся в щель между балаганами и только на половине пути заметил, что держит пистолет перед собой. "Вальтер" не попадал в карман шаровар; он остановился и, оттянув клапан левой рукой, затолкал его.

У подъезда, в который он вошел, сгрудились невесть откуда взявшиеся соседки по квартире.

Находиться дома ему пришлось совсем недолго.

Камешек ударил в окно.

Ленька приник к стеклу.

Снизу, со двора, его манил к себе парень на велосипеде - Эдик Трекало.

Ленька, кивнув - мол, понял, - исчез от окна. Его место заняла бабушка, с тревогой взиравшая на неизвестного велосипедиста.

Трекало остановил велосипед у раскрытой двери сарая. Ленька сполз с багажника, и Трекало моментально укатил.

Костя Коновалов в майке, обнаруживающей скромные по его блатному положению татуировки, расположился в прохладном полумраке сарая, оклеенного старыми газетами, на кровати, опершись о спинку с никелированными шарами. Вплотную к кровати стоял стол, покрытый чистой скатертью, на котором в изобилии разместились яркая летняя снедь и бутылки лимонада. За столом, затылком к двери, сидела девица, демонстрируя Ленькиному взгляду узкую, тощую спину с пунктиром позвонков.