Андрей Константинов - Дело о картине Пикассо

— Да я Лукошкину эту вторую кассету отдала, она его, понимаешь? — И мне вдруг расхотелось объяснять Обнорскому, что я не верблюд.

Похоже, уже всему Агентству известно, что эта сволочь Лукошкина отдала кассету телевизионщикам. Зачем? А затем, что господа Зайчиков и Склеп давно предлагают ей солидный гонорар за юридическое консультирование их лесопромышленной группы. И на фиг ей наше Агентство сдалось. Вот почему и Валя Горностаева, с которой мы были в дружеских отношениях, при встрече даже не улыбнулась мне…

— Да пошел ты…— Так грубо я не позволяла себе разговаривать уже много лет. Я знала: то обстоятельство, что я не стала оправдываться и приводить неопровержимые доказательства своей невиновности, Обнорский истолкует по-своему, даже если сам будет уверен, что я не виновата. Однако стерпеть обиду было выше моих сил. Так легко поверить в мое предательство — после всего, что между нами было сегодня ночью! Я с ужасом и отчаянием поняла, что для Обнорского ничего между нами не было. Ничего такого, что могло бы изменить его. Я проиграла этот поединок. Последний укол оказался настолько болезненным, что невидимый мне судья решил остановить бой.

— Держи, Лукошкина! — рядом возникла Оксана со второй кассетой.

— Да, можешь теперь использовать ее, как тебе вздумается. — Ни тени улыбки на лицах, только озлобление и — на Ксюшином — злорадство.

Я взяла кассету, сунула ее в сумку. Молча повернулась и вышла. Железная дверь тяжело ухнула за моей спиной. Как будто в последний раз. Я села за руль и невидящими глазами долго смотрела на девчонок и мальчишек, выходящих из Вагановской академии, на машины, снующие по улице Росси. Я даже не заметила, как застыла моя машина, и еще с полчаса сидела в страшном холоде. Потом, замерзнув, пришла, наконец, в себя и поехала прямиком домой. Достала из бара начатую вчера бутылку «Мартини», хлебнула прямо из горлышка. Вставила кассету в магнитофон и, не раздеваясь, плюхнулась в кресло. Прикрыла глаза, готовясь услышать знакомый голос депутата Астрова.

— Ты, Котомкина, иногда такие вещи говоришь, как будто первый раз замужем. — Я резко открыла глаза.

С экрана на меня смотрел Беркутов. Потом в кадре появилось лицо Каракоз. С интонациями, совершенно не характерными для меня, она игриво ответила:

— А я и была первый раз замужем.

Ксюша почему-то отдала мне рабочую версию съемок «Все в АЖУРе». Могла перепутать — в том бардаке, который царил в кабинете Обнорского. Но я же помню, что вчера она положила копию кассеты рядом с другими, но,не вперемешку с ними! Мне казалось, что пока я сидела в машине на Росси, пока ехала домой, я окончательно примирилась с мыслью, что не вернусь в Агентство. Да наверное, и не желание вернуться, а стремление выяснить, что же произошло на самом деле, заставило меня вскочить с кресла, вытащить кассету и снова помчаться в «Пулю». Я ехала, не видя дороги, машинально останавливаясь на светофорах и пропуская пешеходов. Мысли в моей голове напоминали рой пчел. Резко притормозив у арки на Зодчего Росси, я уже хотела выйти из машины, как вдруг заметила хорошо знакомый мне «лендкрузер» Лехи Склепа. «Что еще ему нужно?» — в сердцах подумала я. Однако придумать ничего по этому поводу не успела — из арки выпорхнула Алена Каракоз. Не желая встречаться со своей «героиней», я решила переждать ее дефиле в машине. Внезапно сердце мое забилось птицей: Каракоз шла прямиком к «лендкрузеру» Склепа. Авторитет радостно распахнул дверь, и звезда будущего сериала прильнула к нему в порыве нежности. Автомобиль Склепа стоял рядом с фонарем, поэтому мне было хорошо видно, как Склеп и Каракоз ворковали, будто голубки.

Ничего криминального, конечно. Если не учитывать некоторых совпадений. Например, присутствия Каракоз в тот момент, когда я говорила Ксюше о секретности кассеты. Оксанка любит напустить туману, представляя себя важной шишкой в «Пуле» (ну, не без этого, конечно). Очевидно, она проболталась актрисе о содержании пленки. Каракоз фифа-фифой, но далеко не дура. Особенно, если она имеет какие-то дела со Склепом. Сразу могла сообразить, в чем ценность кассеты. Но как она до нее добралась, ведь пленка была в кабинете у Обнорского? Тут я вспомнила смех в кабинете шефа…

В машине было тепло и уютно. Я люблю водить машину. Даже несмотря на то, что в последнее время идиотов на дороге стало великое множество. Я уже молчу о пешеходах. Обычно я езжу с максимальной скоростью. Радио «Русский шансон» настраивало на лирический лад: «Я сегодня ночевал с женщиной любимою…» Кошка, внезапно выбежавшая из-за стоящей на обочине машины, вдруг остановилась прямо перед моей летящей «ласточкой». Я не успела притормозить, и тут же раздался глухой звук. Крутанув руль к обочине, я остановила машину и выскочила на улицу. На пустом мокром асфальте, в свете неона, недвижимо лежал рыжий комочек. Почувствовав приступ дурноты, я вернулась в машину. Руки у меня дрожали, и я никак не могла попасть ключом в замок зажигания. «Без которой дальше жить просто не могу…»