Андрей Константинов - Дело о заикающемся троцкисте

— Не понял…

— А что тут понимать, мы на работе.

Пятьсот рэ в час. Идет?

— Извините…

Я отсел за другой столик, налил полный фужер водки и залпом его осушил.

Закусил кругляшком лимона и задумался.

Обидно было, что нас выгнали из ночного клуба, что пострадал Шах, а не я, и теперь Валька любит его, а не меня. Даже про Скрипку-Контрабаса забыла. В расстроенных чувствах из-за бесцельно проведенной ночи я допил бутылку и решил идти спать. Но когда я поднимался наверх в лифте, со мной что-то произошло. Если быть честным, то я просто окосел. Теперь мир мне представлялся совсем другим.

А главное — я понял, что надо было делать, чтобы Горностаева начала вокруг меня так же суетиться, как и вокруг Шаха.

Я тоже должен быть раненым и поэтому несчастным.

Я пулей влетел в свой номер и начал лихорадочно искать подходящий предмет.

Под руку подвернулся диктофон. Хорошенько размахнувшись, я попытался нанести себе удар. Но промахнулся и попал в стену. Разозлившись, ударил еще и по ней ногой. Следующая попытка ударить себя в лоб диктофоном тоже не получилась, зато стене досталось снова. Хоть я и был пьяным, но срабатывал инстинкт самосохранения, именно он в последний момент отводил мою руку от головы. И в тот момент, когда я, встав для удобства перед зеркалом, предпринял очередную попытку, кто-то набросился на меня сзади и начал отнимать диктофон. Завязалась короткая потасовка. Раздался грохот — это случайно выпущенный мной диктофон с силой ударился об стену. Нападавший отпустил меня — это был Шаховский. На полу лежали остатки от диктофона. А в дверях стояли Спозаранник и Горностаева.

— Ты что делаешь? — грозно спросил Глеб у Шаховского.

— Кто-то колотил в стену, я думал, что Родьку похищают, побежал на помощь, а тут…

— Что тут? Зачем ты полез драться с ним? — все равно недоумевал Глеб.

— Тут это… — замялся Шах, глядя на меня. — Он тут это. Я вхожу, а у него белая горячка, и он сам себя диктофоном бьет. Честное слово, сам себя! Я думал — ну все уже, спасать полез, а тут диктофон об стену…

— Диктофон я сам видел! — оборвал его Спозаранник. — Каширин, он правду говорит? А что с тобой разговаривать, ты же в стельку. Завтра с утра напишешь объяснительную. О том, как диктофон угробил, и о том, как сам себя ударить пытался.

— А может, он садомазохист? — предположила Горностаева.

— Естественно! — пьяно подтвердил я. — Только скрывал долго.

— Как любопытно, — заинтересовалась Горностаева и сделала ко мне несколько шагов.

Но тут Шаховский застонал и начал медленно оседать на землю. Увидев это, Валька бросилась к нему и обняла его за талию.

После того, как она отконвоировала раненого героя в его гостиничный номер, Спозаранник сказал очень тихо:

— Если она забеременеет, Скрипка нас не простит.

Я же засыпал с мыслями о том, что большего симулянта и артиста, чем наш Витя, пожалуй, и не отыскать ни в одном большом, среднем и малом театре нашей родины.

Утро было не самым лучшим для меня. Лучше бы я умер вчера. Но я остался жив и поэтому безумно страдал. А тут еще надоедливый, как муха, Спозаранник прицепился ко мне с требованием написать объяснительную про диктофон. В конце концов он меня достал, и я сотворил целую поэму на двух листах, в которой касался темы гравитации, НЛО, диктофонов, которые летают в связи с обратным течением времени. При этом я ссылался на Ленина и Сталина, утверждал, что диктофон противоречит учению марксизма и поэтому подлежит уничтожению.

Глеб все это прочитал, хмыкнул, спрятал опус к себе в папку и сказал:

— Когда шеф это прочитает, то все поймет сам. Ему даже не надо будет докладывать о том, в каком ты вчера был состоянии.

— Да пошел ты…

— Что?

— Уйди с глаз моих долой! Нечисть… — на большее после вчерашнего у меня не хватало сил. В голове кто-то стучал молотком, играл на трубах и выл по-волчьи.

Ни о какой работе не могло быть и речи, я лег на кровать и приготовился к смерти. Наши же решили во что бы то ни стало провести совещание. Поскольку я был не транспортабелен, то летучку устроили у нас с Шаховским в номере. А он, кстати, ночевал со мной в комнате, так как Горностаева его хоть вчера и пожалела, но ночевать у себя не оставила. Глеб, раскрыв папку, уселся в кресло, а Валя и Шах очень уютно устроились на Витькиной кровати.

— Итак, что мы имеем? — начал Спозаранник.

— А мы ничего не имеем, — ответила ему Валька.

— Это правильно, молодец! И дальше ничего не поимеем, если будем, как эти два оболтуса, ночные кабаки исследовать вместо криминогенной обстановки в городе. Думаю, что для начала нам нужно обсудить их поведение, потому что… ибо… если… Короче…