Василий Веденеев - Рэкет по-московски

— Все нормально, капитан! Приятель с лестницы упал, в больницу везем, расшибся здорово. Помоги…

— Расшибся, говоришь? — протянул Нехорошев. Парень, лежавший на асфальте, ему очень не понравился — запекшаяся кровь, бледен до синевы, глаза закатились. Уж не труп ли?

— Ага, — криво усмехнулся молодой. — Помоги…

Капитан шагнул вперед — сейчас он дотронется до лежащего на земле и, если пальцы ощутят мертвенный холодок, надо отпрыгнуть назад и выхватить оружие. Но тело могло не успеть остыть. И тогда надо попробовать нащупать пульс…

Распрямившись пружиной, молодой ударил участкового ногой в голову. Отлетела в сторону фуражка. Сам Нехорошее упал в другую сторону, чувствуя жуткую боль в челюсти и захлебываясь кровью. Сплюнуть ее нет сил, и перед глазами только белесое от зноя небо, а в голове гудят колокола громкого боя, как во время тревоги, когда Николай служил на флоте.

— В машину! — закричал Рунин. — Быстро!

Мирон нырнул в открытую заднюю дверцу. Не успел ее захлопнуть за собой, как «Жигули» уже рванули, разворачиваясь для выезда со двора.

«К бою!» — звенели в голове Нехорошева колокола тревоги, не давая ему соскользнуть в темноту беспамятства. С усилием перевернувшись на живот, он увидел «Жигули» уже около арки ворот. Подняв пистолет обеими руками, участковый прицелился и нажал на спуск. Грохнул выстрел, с шумом взлетели голуби, расхаживавшие в другом конце двора.

Машина осела, и ее занесло. Виктор Степанович рванул баранку в другую сторону, но сзади грохнуло еще раз, и пуля, насквозь прошившая стекла, разрисовала их мелкой сеткой трещин. А навстречу, загораживая выезд, влетел под арку другой «жигуленок», с синей мигалкой на крыше.

— Все! — выдохнул Рунин.

Борис Иванович привык к постоянной, щемящей боли в боку и груди, вернее, перестал обращать на нее внимание, поскольку очень торопился. Необходимо решить неотложные дела, завязать тугие узлы в отношениях с полезными или теми, кто еще только станет полезными, людьми. Крутился как заводной с утра до вечера, а потом падал на кровать, засыпая тяжелым, не приносящим отдыха сном без сновидений. Торопливые визиты, разговоры, торопливая жизнь, словно схваченная взаймы или украденная — в любой момент могут схватить за руку и жестко потребовать ее обратно.

Некоторое время Борис Иванович медлил, потом, решившись, быстро набрал знакомый номер телефона.

— Глеб Николаевич? Хочу с вами увидеться. Думаю, наши желания совпадают?.. Нет, ресторана не предлагаю. Если не против, приезжайте ко мне на работу, я предупрежу внизу, чтобы вас пропустили…

Положив трубку, откинулся на спинку кресла. Пора все ставить на свои места, хватит ожидания, которым проклятый милиционер, выматывая нервы, заставляет торопливо бежать по собственной жизни в никуда. Хватит! Соломатин не глупый, но упрямый человек. Упрямый или упорный? Ум не совместим с тупым упрямством, в отличие от трудолюбивого упорства, способного помочь достичь многого.

Нет, надо с ним поговорить, и правильно, что сам сделал первый шаг навстречу неизбежному разговору. Наверняка Соломатин уже и на Бориса Ивановича нарыл целую кучу навоза. Вот и попробуем ее разгрести, раскидать…

Соломатин пришел в четыре. Осунувшийся, с воспаленными глазами, он показался Усову более доступным, человечным и слабым.

— Поговорим? — предложил Борис Иванович. Меня продолжает беспокоить судьба семьи покойного Коли Филатова. Постоянно, знаете ли, атакует его вдова, дочь у нее ушла из дома и вообще…

— Хотите, расскажу занятную историю? — неожиданно предложил Соломатин. — Думаю, вам будет интересно.

— Если считаете… — улыбнулся Усов.

— Считаю… Жил-был некий молодой человек, завидовавший чужой удачливости, достатку и благосостоянию. Судьба ему улыбнулась: он нашел единомышленника в лице тестя, безошибочно почуявшего в нем волчью хватку дельца, способного совершить даже преступление, но… чужими руками… Молодой человек ко всему прочему был еще и дьявольски осторожен. Потихоньку он начал перенимать кое-какие связи и входить в дела стареющего день ото дня тестя, пока не занял его место.

Итак, наш молодой человек стал своим в деловом мире, сумев высоко подняться по служебной лестнице. Жилось ему хорошо, все было, только не давала покоя жажда еще большей власти, еще большего количества денег. И тут ему пришла в голову мысль — не обложить ли данью подпольных компаньонов, забирая ее в собственный карман?