Мартин Уэйтс: Худшее из зол

Стараясь не попасть на рельсы на тот случай, если по ним пропущен ток (в голове пронеслось, что когда-то погиб мальчишка из его детдома, потому что прыгнул на рельсы в подземке), он осторожно, но быстро перебрался к поезду у соседней платформы, ухватился за бетонный край, подтянулся на руках и вскочил на платформу.

Выпрямился, не обращая внимания на черные от грязи руки и одежду, и скользнул взглядом вдоль поезда. Там начали постепенно закрываться двери — поезд вот-вот должен был отправиться. Мгновенно приняв решение, он нырнул в один из вагонов. За спиной громко захлопнулась дверь.

Джамал стоял в тамбуре, тяжело дыша и трясясь всем телом, створки внутренней автоматической двери в салон разъезжались, когда он оказывался перед сенсорными датчиками. Голос из динамика над головой поздоровался, сообщил, когда поезд прибывает в разные места назначения на пути следования, почему-то уточнил, все ли из тех, кто не собирается уезжать, покинули вагон, и поблагодарил за желание отправиться в поездку. Джамал не прислушивался — он слышал только собственное тяжелое, с хрипом, прерывистое дыхание. Свисток. Поезд тронулся. Джамал высунул голову из окна. Враг стоял на соседней платформе, дико озираясь по сторонам. От него волнами исходила злоба и проникала сквозь металлические стены вагона, норовя поглотить Джамала. Он отпрянул, испугавшись, что его заметят, потом очень медленно украдкой скосил глаза в сторону человека на платформе. Тот смотрел в противоположном направлении.

Вокзал остался позади.

Ему все-таки удалось сбежать.

Он заглянул в салон вагона. Пассажиры рассаживались, пристраивали багаж, извиняясь друг перед другом за причиняемые неудобства. Джамал решил, что ему тоже пора найти себе местечко. Но сначала он должен зайти в туалет.

К горлу подкатывала тошнота.

Он сидел у окна, глядя на мелькающие за стеклом картинки. Кирпичные постройки, бетонные коробки сменились природным ландшафтом, вскоре и вовсе опустилась темнота, и Джамал видел в окне только собственное отражение. Он отвернулся. Напротив сидел делового вида дядечка в строгом костюме. Волосы уже поредели, зато появлялось брюшко. Он был поглощен изучением каких-то бумаг, беспрерывно звонил по мобильному и вообще имел вид человека, который мнит себя центром вселенной. Время от времени он посматривал на Джамала — сначала украдкой, потом взгляды стали настойчивее и красноречивее. Джамал прекрасно понял их значение. Он ведь зарабатывал себе на жизнь тем, что научился их различать.

Джамал решил не обращать внимания на Костюм и начал размышлять о том, что с ним произошло за последние несколько часов.

Ничто не предвещало такого поворота событий.

Он дежурил на своем обычном месте на Крестфилд-стрит и внутренне готовился к самой напряженной части рабочего дня — часу пик. Все шло отлично: час назад в «Короле бургеров» удалось приобрести немного дури, там же он услыхал о сегодняшней ночной дискотеке рейверов, к тому же дорогущие кроссовки-найки по-прежнему — уже не первый день! — оставались такими же белыми, будто только из коробки.

К нему направлялся первый сегодняшний клиент. Средних лет хорошо одетый господин с таким красным лицом, что казалось, его вот-вот хватит удар. Он шел медленно, воровато оглядываясь и с каждым несмелым шагом пытаясь набраться храбрости. Новенький — не из постоянных клиентов. Джамал знал, как с такими себя вести: осторожно, как с птичкой, которую надо сначала поймать, а потом съесть. Сначала заслужить доверие, а потом сцапать.

Джамал улыбнулся новичку, ободряюще подмигнул. Дядька еще больше вспотел. Когда наконец он неверной походкой подошел ближе, Джамал увидел изрытое оспинами лицо — бедолагу, видно, никто не любит, не жалеет, а может, и не целовали ни разу. Он изобразил радостную улыбку, таким образом поощряя дядьку сделать первый шаг.

— Скажи, ты… это… — Новоявленный педофил шумно сглотнул, покашлял. Джамал дождался конца вопроса: —…работаешь?

Конечно, работает. Он ввел рябого в курс дела: деньги вперед наличными, оплата номера в гостинице за счет клиента. Тот отчаянно закивал, готовый на все.

Джамал направился в гостиницу с гордым названием «Дольче Вита» — рядом, на Биркенхед-стрит, клиент в предвкушении удовольствия теперь уже бодро шагал сзади. На входе он кивнул старому толстому греку за потрескавшейся стеклянной перегородкой. То, что грек называл холлом, на самом деле представляло собой застеленный старым потрепанным ковром коридор с разукрашенными безобразными коричневыми пятнами и грязными разводами стенами и потолком — здесь всегда стояла жуткая вонь.