Чингиз Абдуллаев - Повествование неудачника

– Мужчины, почему вы не вмешаетесь?! – крикнула какая-то женщина.

Но все продолжали трусливо молчать. Один из сидевших мужчин не успел убрать ногу, и кровь из носа избитого парня капнула ему на ботинок.

– Безобразие! – громко сказал он, поправляя очки. – Хулиганья развелось…

Помните, что я говорил? Я не люблю евреев, мусульман, негров, гомосексуалистов, демократов, либералов, политиков. Но фашистов я не люблю еще больше. Поэтому не хотел и не мог больше сдерживаться. Рядом с женщиной лежал какой-то пакет, кажется, тяжелый. Я выхватил этот пакет и, поднявшись, резко ударил им одного из нападавших по голове. Из пакета выпала большая рыба. Парень, явно не ожидавший нападения, обернулся и удивленно спросил:

– Ты чего, дядя?

– Правильно! – закричала вдруг какая-то полная женщина лет сорока. – Чего вы все ждете? Чтобы они забили этого мальчика до смерти на ваших глазах?

Она поднялась и грозно пошла на скинхедов. Наверное, в спокойное время они бы легко ее оттолкнули. Но они еще не разобрались со мной. Кто-то резко ударил меня в живот. Я согнулся от боли и получил второй удар. Теперь избивали нас обоих. Но вагон уже «проснулся», к тому же мы подъезжали к станции. Люди начали кричать, громко выражая свое возмущение. Откуда-то из глубины вагона появился военный, который деловито и быстро отбросил двоих парней, не давая им наносить удары. К нему присоединились еще несколько человек. Когда двери открылись, этих пятерых просто выбросили из вагона, и мы поехали дальше. Все весело улыбались. Военный подал мне руку, помогая подняться.

– Вы храбрый человек, – сказал он с уважением.

Потом мы помогли подняться Армену. Девушка испуганно держала в руках сумку, прижимаясь к избитому другу. Но он улыбался.

– Молодец, – похвалил юношу военный. – А я по телефону говорил и вдруг крик услышал. Чего же ты на помощь сразу не позвал?

– Стыдно было, – признался Армен.

Все улыбались друг другу. Я подумал, что мне больше не стоит ездить на этой ветке метро, ведь такие отморозки обычно отличаются злопамятностью и легко вычислят меня, если я буду здесь часто появляться. Но все равно было приятно, что на моих глазах не забили этого мальчика, чем-то напомнившего мне Игоря.

Я приехал домой под впечатлением этой сцены. Честное слово, после того как погибла Варвара, я сам ненавидел всех «чернозадых», хотя и сам к ним относился. Зачем они сюда лезут, с ненавистью думал я, забывая о том, что сам, будучи татарином, настойчиво лез в Москву, пытаясь здесь обосноваться. Но в отличие от террористов я не захватывал заложников, не взрывал мирных людей, никого не убивал. И только со временем, по здравому размышлению, начинаешь понимать, что в твоих собственных несчастьях не могут быть виноваты мусульмане или евреи, негры или китайцы. Можно их любить или не любить, принимать или отторгать, но нельзя поддаваться ненависти. Иначе она разрушает тебя самого, разрушает изнутри.

Я сейчас скажу еще одну глупость, которую никто до меня не говорил. Конечно, во время Второй мировой войны вклад Советского Союза в победу над фашистами был решающим, и с этим невозможно спорить. Конечно, очень многое сделали для победы американцы и англичане, французы и китайцы, югославы и поляки; в общем, все это – банальные истины. Но фашисты проиграли еще и потому, что они сеяли ненависть внутри собственного государства. Воспитывали на ней своих сограждан, внушая им ненависть к другим народам. А среди собственных людей, особенно среди образованных генералов и офицеров, было много понимающих, начитанных, думающих интеллектуалов, которые никак не хотели и не могли мириться с этим порождением ненависти. Они были превосходными военными, но не хотели становиться палачами; они были искусными стратегами, но не мечтали быть убийцами; они превосходили все армии Европы своей выучкой и подготовкой, но не желали оставаться в памяти народов мучителями. И это противоречие, рано или поздно, должно было взорвать немецкое общество и немецкую армию. И дело даже не в том, что большинство умных генералов и офицеров выступили против Гитлера летом сорок четвертого – тогда как раз не было большинства. Но червь сомнения все равно был посеян. Поэтому такие блестящие стратеги и умницы, как Клюге и Роммель, предпочли уйти из жизни добровольно, чтобы не разделять с нацизмом всю меру его ответственности за содеянное зло. И даже такой убежденный сторонник Гитлера, как Модель, сражаясь до последнего, все-таки пустил себе пулю в лоб, понимая, насколько неизбежной будет расплата за деяния этого чудовищного режима.