Софья Ролдугина: Искусство и Кофе

Но мои надежды на веселое времяпрепровождение, увы, не оправдались. Глэдис почти сразу встретила каких-то своих друзей, настроенных не менее возвышенно, и они всей дружной компанией пустились в обсуждение настолько тонких материй, что у меня скулы от зевоты свело. Поэтому я позволила себе маленькое отступление от правил этикета и отправилась бродить по галерее в одиночестве, оставив Глэдис в обществе единомышленников.

Полагаю, она от этого не слишком страдала.

Предаваясь меланхолии, я бродила из зала в зал, отстраненно разглядывая картины, пока одна из них не привлекла мое внимание.

Это было не очень большое полотно; меньше человеческого роста в высоту, на взгляд. В отличие от других картин, краски здесь были темные, но издалека чудилось, будто от нее исходит свет. Наверное, из-за искусно прорисованной луны: я даже нарочно остановилась и подошла ближе, чтобы ее рассмотреть, и лишь потом разглядела изображение целиком. И тут же в памяти у меня зазвучал размеренный, глубокий голос мисс Дюмон.

Ночь, лунный свет, степь и три дороги, которые сходятся у большого камня. На камне сидит, положив ногу на ногу, красивый светловолосый юноша лет двадцати, босой, но закутанный в темно-синий плащ. В правой руке у юноши трубка с длинным-длинным мундштуком из белой кости. Трубка украшена резным изображением диковинных птиц и цветов. Черты юноши тонки и немного женственны. На правой руке у него несколько колец с синими камнями. На коленях у него раскрытая книга. Под левой ногой дремлет белая змея, и хвост ее обвивается вокруг щиколотки, тело скрыто под пятою, а голова покоится на стопе. Над правым плечом у юноши цветут белые розы, и лепестки осыпаются на плащ. Когда вы смотрите на картину, появляется неясное ощущение, будто бы юноша глядит куда-то поверх вашей головы. На что-то у вас за спиной. Или на кого-то.

На кого-то.

Приступ суеверной жути прошил меня, подобно удару молнии. Не владея собою, я отпрянула — и натолкнулась на кого-то.

И быть мне покрытой позором из-за трусливого вопля, но этот кто-то вовремя закрыл мне рот рукою в надушенной перчатке.

— Тише, тише леди, — произнес незнакомец — или, точнее, проворковал. Голос у него был на редкость нежный и умиротворяющий. Я бы сказала — сладкий, но для сладкого в нем звучало слишком много иронии. — Вижу, вы сражены силою искусства, но не стоит это демонстрировать столь откровенно.

Спустя три или четыре заполошных удара сердца я все же справилась с приступом и вернула себе хотя бы видимость самообладания. И уже тогда можно было отстраниться, изображая воплощенное Достоинство и Утонченность, и повернуться к своему спасителю со светской улыбкой.

— Благодарю вас за помощь, мистер… — я осеклась, недоговорив. На меня смотрел молодой мужчина — почти точная копия того, кто был изображен на картине, только чуть старше… и человечнее, что ли?

Воспоминания о снах, продолжавшихся весь последний месяц, обрушились, как лавина. Я стояла, ошеломленная, и едва могла дышать.

— Кто вы?

Он улыбнулся, опуская ресницы — бледный и белокожий, больше похожий на тень, чем на живого человека.

— Так, никто. Просто незнакомец, случайный прохожий. Может, чья-то мечта — или чей-то кошмар… Но к чему все эти представления? Мы ведь с вами уже встречались, юная леди, любительница смотреть чужие сны? — он протянул руку и легонько коснулся моей щеки. — Не пугайтесь, я не сержусь. Что привело вас в галерею? Любовь к искусству?

— Нелюбовь к скуке, — честно призналась я и отступила на шаг, уклоняясь от прикосновения. Не то чтобы это было неприятно — просто слишком странно. — Откровенно говоря, я ничего не понимаю в искусстве.

Он засмеялся, и морщинки вокруг его глаз обозначились четче. Все же… человек?

— Я тоже. Хотя и обязан искусству жизнью, — он бледным призраком проскользнул мимо меня, к картине, и почти прикоснулся к полотну — рука застыла на волосок от поверхности. — Чаще всего искусство и жизнь идут порознь, бесконечно отражаясь друг в друге, и лишь великие мастера способны переплести их друг с другом… Ноэль был именно таким. И потому он сгорел слишком рано… Раньше сама мысль об этом отдавалась болью во мне. Но знаете, что я думаю сейчас? Он все еще жив. Подобные ему не уходят бесследно, не ушел и он. И теперь Ноэль смотрит на нас отовсюду — глазами «Островитянок», из торжественной океанской дали… даже моими глазами, — незнакомец провел рукою вдоль изгиба змеиного тела на картине, и мне померещилось слабое шипение. — А что вы думаете об этом, леди?