Софья Ролдугина - Искусство и Кофе

— Не стоит благодарности… — дядя протянул руку, как будто хотел прикоснуться к моим волосам, но тут же и отвел ее в сторону, не закончив жеста, и отступил. — Я хотел вернуть вам еще кое-что. Это тоже ваша собственность. Впрочем, я пойму, если вы откажетесь.

— Что это?

Я осторожно приняла меньшую — и последнюю — коробку. Она была весьма тяжелой.

— Сувениры из Алмании. Те самые.

— О. Понимаю.

Значит, сапфировый гарнитур и старинная книга рецептов… Я растерянно огладила картон коробки. Надо же, влажный — наверное, мокрый снег все еще идет. Вот потом будет каша на улице… такая же скользкая, как мои мысли сейчас.

— Виржиния?

И я наконец решилась.

— Спасибо за подарок, дядя, — на сей раз реверанс не был таким уж правильно-формальным, зато я постаралась вложить в свои слова искреннюю благодарность и уважение. — Это просто чудесно.

— Могу я рассчитывать на то, что на балу вы появитесь с одним из этих скромных даров? — шутливо поинтересовался дядя Рэйвен, но я чувствовала, что он совершенно серьезен.

Однако от маленькой шпильки удержаться не смогла.

— Конечно, да — если вы говорите об украшениях, а не о книге. Читать, пока все танцуют, было бы крайне невежливо.

Дядя Рэйвен улыбнулся и протянул руку, проводя кончиками пальцев вдоль моей скулы. Я почувствовала, что краснею — не от смущения, а потому что… потому что…

Не знаю, почему.

— Если вы собираетесь танцевать, дорогая невеста, то один танец точно будет за мной.

— Непременно, — чопорно кивнула я, с трудом удержавшись от смешка. — Леди Милдред, к слову, говорила, что вы танцуете ужасно.

— С ее точки зрения все, что я делал, внушало ужас, так что волноваться вам не о чем, Виржиния.

Только когда маркиз отнял руку, я осознала, какие холодные у него были пальцы. Святые небеса, он же, наверное, замерз, как последний бродяга, пока добирался до кофейни — в своем-то щегольском сюртуке да по такой погодке!

— Полагаю, наш договор нужно закрепить — хотя бы чашечкой горячего чая с пряностями, как вы считаете? — настойчиво предложила я и взяла маркиза за руку, уводя его к свободному столику. — Отказ не принимается, так и знайте.

— И не думал отказываться, — серьезно кивнул Рэйвен. — К тому же нам еще есть, что обсудить. Возвращаясь к статье в газете… Виржиния, как вам могло прийти в голову участвовать в подобном безумии? Зачем вас понесло в этот собор?

Я принужденно рассмеялась. Опять дядя Рэйвен за старое… Он неисправим.

— А с каких это пор собор является неподобающим местом для пребывания молодой особы?

Не успев присесть за столик, я подскочила и едва не налетела на дядю, любезно отодвинувшего для меня стул.

— Эллис! То есть мистер Норманн! Так вы еще здесь?

— А куда бы я делся? — детектив с веселым нахальством поглядывал на нас с маркизом, спрятав руки в карманы. Волосы у него были растрепаны и казались сейчас однородно-серыми — оптический эффект от смешавшихся темных и седых прядей. — Газета моя лежит здесь, да и плащ — вон, на крючке висит… Доброй ночи, лорд Рокпорт, не смотрите на меня так грозно. Честное слово, я ничего дурного не замышлял — по крайней мере, сегодня, — дотошно уточнил Эллис.

Маркиз крепко, почти до боли сжал мое плечо — не иначе, как от избытка чувств. Я раздраженно дернула рукой, чтобы освободиться.

— Не могу сказать, что рад видеть вас, мистер Норманн, — холодно произнес он. Дышать отчего-то стало труднее, как будто воздух стал острым и колким.

Детективу, впрочем, любые слова были нипочем.

— А я вот рад вас видеть, — шкодливо ухмыльнулся он и шагнул ближе. — У меня к вам разговор. Точнее, сделка.

— Обязательно обсуждать ее здесь и сейчас?

Голосом маркиза, думаю, можно было уже металл резать, как мягкий сыр.

— Конечно. Она ведь и Виржинии касается, — светло и беспечно улыбнулся Эллис. И, прежде чем Рэйвен успел что-либо возразить, продолжил скороговоркой: — Тот парикмахер, который покушался на нее, Халински, умер в тюрьме через два дня после задержания. Он совершенно точно был безумен. Он то рыдал, то смеялся, то сыпал угрозами, то звал покойную жену, то просто кричал — до сорванного горла, а потом беззвучно шептал что-то сжавшись в комок. Я дважды пытался допросить его — и все безрезультатно, ни одного внятного ответ. Но одна вещь накрепко засела у меня в памяти… — Эллис сделал паузу. Но маркиз теперь и не думал его перебивать. Он внимательно слушал, с каждым следующим словом детектива неосознанно подтягивая меня все ближе к себе, так, что к концу тирады я оказалась в плотном кольце объятий, то ли сдерживающем, то ли защищающем. — Я задавал Халински обычные в подобных случаях вопросы. Цель нападения, замыслы, сообщники… И всякий раз Халински начинал нести какую-то ерунду, всегда разную. И лишь ответы на один вопрос всегда повторялись, хотя я не сразу понял это, потому что отвечал безумец… на древнероманском. Но не так давно я додумался показать протоколы допросов одному знающему человеку, и тот нашел в потоке бессвязного бреда схожие по смыслу выражения. «Респонсум эспентактес» — ищущий ответа, и «коллигере дебита» — взыскивающий долги, и «коллигендис мессем» — собирающий урожай, и «прессор» — преследователь, и «кадавер» — мертвец, и «хоспитиум ноктем» — ночной гость, и «канус» — седой, и «окулис альбис» — белоглазый, — монотонно и жутко цитировал Эллис по памяти, закрыв глаза. Веки у него подрагивали. — Каждый раз, когда я спрашивал Халински о сообщнике, повторял это. А позже… позже выяснилось, что покойная жена безумца не была так уж похожа на Виржинию или на Эвани Тайлер. И еще, — Эллис открыл наконец глаза. — Женщина из лавки напротив дома, где жил Халински, была очень дружна с его покойной женой. По словам этой торговки, Халински сразу после смерти обожаемой супруги впал в черную меланхолию и сумел прийти в себя только через полтора месяца. И он однажды обмолвился, что ему в этом помог какой-то человек — «благородный господин с черной служанкой».