Софья Ролдугина - Искусство и Кофе

Тем временем мы выехали на улицу Святой Агаты, в конце которой и располагалась небольшая галерея мистера Уэста, ставшая в один день местом паломничества для всех ценителей искусства в Бромли. Несмотря на дождь, холодный и по-аксонски настырный, по тротуару прогуливалось множество людей. Причем далеко не все были студентами факультета искусств или существами богемными; взгляд то и дело выхватывал край роскошного платья или скромный по покрою костюм из ткани, дорогой даже с виду. «Коллекционеры слетелись, прямо как птицы на горстку риса», — недовольно отозвалась об этих людях Глэдис.

Автомобилей и экипажей тоже хватало, однако большинство гостей следовали неписанному правилу вежливости в Бромли: прибыв на место, они отпускали водителя — или возницу — с наказом вернуться за ними через определенное время. Поэтому мы без особого труда проехали почти всю улицу и остановились у самой галереи. Лайзо вылез первым, раскрыл зонт и помог выйти сначала мне, а потом и Глэдис.

У крыльца собралась настоящая толпа. Странно. Гостей должны были уже запустить — конце концов, мероприятие намечалось полуформальное, нечто вроде приема для узкого круга лиц, а значит — никаких билетов и очередей. Неужели все это — коллекционеры и журналисты, не допущенные к картине?

— Что-то странное происходит. Виржиния, посмотрите, двери заперты наглухо, — Глэдис, как всегда оказалась наблюдательней меня, несмотря на плохое зрение. — А мистер Уэст обычно весьма аккуратен в вопросе времени. Надеюсь, нас не заставят ждать слишком долго под таким отвратительным дождем.

— Можно вернуться пока в автомобиль, — предложила я, оглянувшись на Лайзо. Нам-то с Глэдис непогода доставляла неудобства скорее морального свойства, нежели физического. А вот ему приходилось несладко — толстый шерстяной свитер вбирал воду очень быстро. Так и заболеть недолго! Мне же вовсе не хотелось снова остаться без водителя — я слишком привыкла к удобству автомобиля. Лайзо только недавно оправился от тяжелого ранения, но последствия все еще давали знать о себе.

Особенно в такую отвратительную погоду.

— Постойте, — вдруг произнесла Глэдис. — Не нужно возвращаться. Кажется, кто-то выходит.

Дверь галереи приоткрылась, и на пороге появились двое мужчин. Один, высокий, полный, с одутловатым лицом был мне незнаком. Впрочем, по умению с изумительным достоинством носить даже недорогой костюм и по манере и держать спину излишне прямо, в нем легко можно было распознать человека, рожденного не в самой богатой, но, безусловно, знатной семье.

Во втором человеке я с удивлением узнала Эллиса.

— Святая Роберта, а что он тут делает? — воскликнула я, не сдержавшись, и Глэдис недоуменно обернулась.

К счастью, от необходимости что-либо объяснять меня избавил тот самый незнакомец, стоявший рядом с Эллисом:

— Господа… — голос у мужчины сорвался. — Господа, — повторил после секундной заминки незнакомец уже тверже. — Вынужден принести вам свои глубочайшие извинения… Сегодня воистину черный день. «Островитянка у каноэ» пропала этой ночью. Думаю, она была украдена. Я…

И окончание фразы потонуло во всеобщем вздохе ужаса и разочарования. Кажется, только я одна — да еще Лайзо, но он, разумеется, не в счет — сохраняла спокойствие.

— Глэдис, дорогая, — склонилась я к подруге и зашептала. — Только не говорите мне, что эта очередная «Островитянка» — именно та картина, ради которой мы сюда ехали.

Уголки губ Глэдис опустились.

— Увы, Виржиния. И, боюсь, вы даже не представляете себе, какой это удар… Мистер Уэст! — крикнула она вдруг, обращаясь к спутнику Эллиса, и я обругала себя за недогадливость. Конечно, человек, так взволнованно объявляющий подобную новость, может быть только владельцем обворованной галереи. — Мистер Уэст, когда это случилось? Когда пропала «Островитянка»? И, святая Роберта, как это вообще могло произойти?!

Лицо Уэста приобрело растерянное выражение. Он подслеповато прищурился, оглянулся на оклик — и, узнав Глэдис, торопливо спустился на несколько ступеней, не обращая внимания на дождь, зарядивший с новой силой.

— Леди Клэймор! При других обстоятельствах я был бы безумно рад видеть вас, но печальные события… — Эллис догнал Уэста, ухватил за руку и, приподнявшись на мысках, что-то шепнул ему на ухо. Тот сразу сник. — К сожалению, я не могу ничего добавить к сказанному. Простите. Это… в интересах следствия. Сожалею. Сожалею!

Уэст, прижав руку к груди в бессознательно-защитном жесте, пятился по ступеням. Несколько раз он едва не оступился. Между тем собравшиеся перед галереей ценители искусства оправились от первого удивления и загомонили. Вопросов становилось все больше. Они сыпались на беднягу Уэста со всех сторон: