Вероника Руа: Знак убийцы

— О, сожалею…

— Наука — дама требовательная.

Директор «Мюзеума» тихонько хлопнул его по плечу и пригласил пройти в свой кабинет. Мужчина скромного вида в черном костюме, что уже сидел там, поднялся, когда вошел американец.

— Питер, я рад представить тебе отца Марчелло Маньяни, выдающегося специалиста по звездным траекториям. Именно он участвовал в европейских программах космических исследований. Это отец Маньяни рассчитал орбиты вращения спутников, запущенных в последние годы по программе «Ариан». Министерство с полным основанием сочло, что его помощь и его знания принесут огромную пользу в нашей работе.

Питер Осмонд застыл и улыбка сошла с его лица при виде римско-католического воротничка и маленького крестика, пристегнутого на отвороте пиджака священника. Отец Маньяни тем не менее протянул ему руку:

— Это для меня большая честь, профессор Осмонд. Я ярый поклонник вашего труда.

— Сомневаюсь, что мы занимаемся одним и тем же, — процедил сквозь зубы американец, не приняв его руку.

— Напротив, напротив! — воскликнул директор. — Будущее в научных исследованиях принадлежит тем, кто ведет диалог.

— Что касается меня, — высокомерно ответил Осмонд, — то я интересуюсь исключительно материальными результатами. А недуховными выводами.

Он с категоричным видом скрестил руки. Мишель Делма сделал примиряющий жест.

— Питер, я знаю твои философские взгляды, но думаю, что в науке хорошо было бы оставить в стороне свои предубеждения.

— Это я и собирался сказать. Потому что именно это побуждает меня на дело.

Отец Маньяни улыбнулся, выражение глубокого смирения осветило его лицо.

— Профессор Осмонд, да, я человек Церкви, но я и человек науки. И я считаю, что главное — двигаться к истине.

— Истина, that's all right! [7] это хорошо (англ.). — сказал американец, назидательно подняв палец. — Истина, даже если она не соответствует тому, что мы ищем.

— Прошу тебя, Питер, — пытался унять его директор, — мы здесь для исследования, которое, возможно, изменит наше представление о Вселенной. И в таком случае маленькие личные обиды…

Питер Осмонд с удивлением взглянул на своего учителя. Он сразу вспомнил, что его жизни не хватит, чтобы оплатить свой долг этому старому человеку, который дал ему смысл существования.

— Okay, оставляю свои рассуждения при себе.

— Спасибо, Питер. А теперь я покажу вам ваши новые рабочие места. Мы оборудовали лабораторию в галерее минералогии. Там вам будет спокойно.

Осмонд пробурчал что-то невнятное, что могло быть также принято за демонстративное выражение недовольства. И бросил на священника мрачный взгляд. Тот смущенно опустил глаза.

Леопольдина спешила в Центральную библиотеку. Как назло, ей не удалось избежать встречи с Югеттой, и теперь она опаздывала. Ну и дура она!

Югетта Монтаньяк, ассистентка, занимающаяся гербариями, устало бродила из одного коридора в другой и, словно паук, поджидала какую-нибудь проходящую мимо жертву, чтобы наброситься на нее.

— О, Леопольдина, как я рада вас видеть! Какая сегодня чудесная погода!

— Да, Югетта, добрый день. Простите меня, но я очень спешу…

— Понимаю вас. У меня тоже тьма всяких дел. Я бы шла еще быстрее, если б не куча всех тех лекарств, которые я принимаю. Но врач сказал мне, что это очень важно, иначе я рискую сойти с ума…

— Да, конечно, вы правы. Впрочем…

— И впрочем, я чувствую себя намного лучше. У меня еще бывают иногда сердцебиения, но доктор сказал, что и они скоро прекратятся. Вы знаете, Леопольдина, это потому, что я еще немного в депрессии… И потом, я видела странный сон этой ночью…

— Югетта, я…

— Да, ужасный сон… Просто кошмарный…

— Это пройдет, это…

— Но у меня есть одна мысль, я… Вчера я рассказала об этом господину кюре… Здесь происходят странные вещи. Вы понимаете, Леопольдина, мне тридцать пять лет, и я знаю жизнь, так вот я дам вам один добрый совет: будьте осторожны. Потому что Зло — повсюду. Вы меня слышите, Леопольдина? Я скажу даже больше: Зло и в этих коридорах. Я это чувствую.

— Я не сомневаюсь в этом, Югетта… Приятного вам дня.

И вот десять минут потеряно… Вначале Леопольдина часами слушала эту старую деву, которая рассказывала ей о своих болезнях и огорчениях. Единственный мужчина, который когда-либо коснулся ее, и то исключительно в медицинских целях, был ревматолог: наверное, по поводу седалищного нерва. Кроме того, Югетта была убеждена, что ее тетушка навела на нее порчу, но господин кюре отказался изгонять бесов, чего она требовала, и посоветовал ей ежедневно принимать антидепрессанты. И вот в результате она проводила день за днем, неторопливой меланхолично бродя по галерее ботаники. Леопольдина обычно сравнивала ее с Тотором, ленивцем из зверинца, который медленно, с задумчивым видом и печальными глазами, головой вниз, степенно перебирался с ветки на ветку. Поэтому ни Церковь, ни наука не в силах были помочь ей, и уж конечно, Леопольдина не была из числа тех, кто намеревался разрешить ее проблемы.