Николай Почивалин - Выстрел на окраине

Сергей Сергеевич торопливо просмотрел направление распределителя — там ясно было сказано, что в Заломовске родителей девочки не обнаружено, — и разочарованно крякнул.

Из замешательства директора вывел звонок.

— А ну, бегом обедать!

Стараясь не смотреть на разочарованную Олю Глечко, Сергей Сергеевич сунул конверт в ящик письменного стола, подвинул к себе счеты...

Девочки, грустно опустив головы, вышли.

На следующий день в детском доме произошло два события. Отличница 3-го класса «А» Оля Глечко получила двойку по арифметике. Когда она, уткнувшись в подушку, горько всхлипывала на своей кровати, приехала мать Шуры Звонковой. Первое событие, не такое уж значительное, потрясло только Олю Глечко; второе, необычное и редкое, взбудоражило весь детский дом.

Полная женщина в форменном платье железнодорожницы, ни на шаг не отпуская от себя Шуру, ходила вслед за прихрамывающим Сергеем Сергеевичем, смотрела на всех ничего не видящими мокрыми лучистыми глазами. Порываясь приласкать каждого, кто попадался ей на пути, старшая Звонкова снова и снова рассказывала о том, как она в войну потеряла дочь и теперь нашла ее. Шура, смеясь, напоминала, что она уже говорила об этом. Мать счастливо и растерянно махала рукой...

В детдоме царило праздничное оживление; вечером должен был состояться концерт, но в это оживление невольно врывались и грустные нотки. Нет-нет да и вздыхал кто-нибудь из старших воспитанников, знающих, что ему-то уж нечего надеяться на встречу с родными. Один из малышей, недавно оставшийся без матери, с ревом забился в свою комнату. В довершение ко всему расстроилась и сама виновница переполоха. Шура попыталась вывести из спальни безутешно плакавшую Олю, но девочка заплакала еще горше, начала сопротивляться, колотить ногами — у нее сделался нервный припадок.

Звонковы уехали, в детском доме внешне снова воцарились спокойствие и порядок, но директор и воспитатели понимали, что недавние события надолго потревожили умы и души воспитанников. Резко увеличился спрос на конверты и бумагу — с ведома, а чаще всего тайком, детишки, полные неистребимой веры в чудо, слали письма по самым фантастическим адресам. Излечить эту травму могли только время и забота.

Под особым наблюдением оказалась Оля Глечко.

Двоек у нее больше не было, училась она по-прежнему хорошо, но девочка стала скрытной, беспокойной и однажды ночью основательно перепугала дежурную воспитательницу.

Позевывая, воспитательница проходила по коридору, как вдруг до ее слуха донеслось какое-то бормотание. Недоумевая, женщина заглянула в спальню девочек и вздрогнула. Залитая голубоватым лунным светом Оля в ночной рубашке сидела на кровати и тихонько, зовуще повторяла:

— Мама... мама.

Воспитательница включила свет, подбежала. Девочка уткнулась ей в грудь и, сонная, затихая, всхлипнула.

Выслушивая подобные сообщения, директор хмурился и, досадуя на Шуру Звонкову, на собственную поспешность, с которой он отнесся к просьбе показать документы, с еще большим нетерпением ждал ответа на свое письмо.

В войну Сергей Сергеевич лишился семьи — жены и сына, и после этого, человек и без того добрый и отзывчивый, он не мог спокойно относиться ко всему, что касалось детей. Немногочисленные документы Оли Глечко никаких сомнений не оставляли, но сразу же после памятного визита девочек Сергей Сергеевич на всякий случай обратился в Заломовскую милицию.

Ответ пришел через полмесяца — коротенькая бумажка, извещавшая о том, что за десять последних лет заявлений о пропаже детей в райотдел милиции не поступало и что согласно данным паспортного стола жителей с фамилией Глечко в городе не значилось ни раньше, ни теперь, на ноябрь 1955 года. Бумажка была заверена аккуратной, четкой подписью капитана милиции О. Савина.

Сергей Сергеевич помрачнел, решил было сам отправиться в Заломовск, но заболел завуч. От поездки пришлось отказаться, и, поразмыслив, директор обратился с подробным письмом в Заломовский райком партии. Он верил, что в райкоме отнесутся к такому письму с необходимым вниманием и заставят милицию продолжить поиски. Сергея Сергеевича не оставляла мысль о том, что возможны всякие недоразумения и случайности.

Обращение в райком вызвало неожиданный по быстроте и форме результат.

Письмо было послано накануне нового, 1956 года, а в первых числах января в кабинет директора детдома вошла немолодая женщина в потертой котиковой дошке и в заиндевевшем от мороза пуховом платке.