Было семь часов двадцать минут вечера, когда к месту происшествия прибыл сотрудник полицейского отделения в Оцука. Он осмотрел повалившегося на ящик Нитту и удостоверился, что тот мертв.
На стеклах ящика были в беспорядке разбросаны разноцветные перышки. К ним протянулась, словно пытаясь схватить, правая рука Нитты, левая — бессильно повисла над краем ящика.
Лицо Нитты было спокойным, без тени страдания. По свидетельству соседей, он всегда отличался болезненным цветом лица, сейчас же оно порозовело и казалось слегка распухшим.
Чуть в отдалении, на маленьком столике у стены, стояли бутылка с соком и чашка. Предварительный анализ жидкости в чашке, проведенный экспертами, показал наличие цианистой кислоты. Розовая окраска кожи лица также свидетельствовала об отравлении цианистым ядом. В тот день никто из приятелей, похоже, к Нитте не заходил, и он, по-видимому, встретил смерть в одиночестве.
Владельца ломбарда "Маруман" и Мидори вызвали на допрос как свидетелей. После допроса и осмотра места происшествия полиция все более склонялась к версии о самоубийстве, хотя никаких вещественных доказательств, подтверждавших ее, не было найдено. Посмертного письма не обнаружили, да и мотивы самоубийства оставались неясными. Не исключалась версия об убийстве или несчастном случае, но и это ничем не подкреплялось.
Прибывший на место происшествия сотрудник позвонил из ломбарда в полицейское управление и попросил прислать детектива.
— Покойник, полагаю, покончил жизнь самоубийством, выпив цианистый калий. Правда, он не оставил посмертного письма, хотя и жил в одиночестве. Да и вообще для взрослого мужчины избранный способ кажется несколько странным, — сказал он.
Вскоре к бывшему бомбоубежищу прибыли сотрудники первого следственного отдела — помощник инспектора Кинуи и молодой детектив Мита.
Они вновь стали допрашивать Мидори. Она отвечала то же самое, что и сотруднику полицейского отделения из Оцука.
— Говоришь, заметила мужчину в пиджаке мышиного цвета? А ты видела, как этот господин выходил из жилища Нитты? — строго спросил помощник инспектора.
Мидори не знала, что и ответить, и лишь молча теребила нитку, вылезшую из вязаной кофты. Она не могла утверждать, будто в точности видела, как он выходил из убежища, ведь заметила этого господина, лишь когда он повернул за угол у склада.
— А может, он просто остановился у склада справить малую нужду? — улыбнувшись, вмешался молодой детектив Мита.
Его предположение было не столь уж легкомысленным, как может показаться на первый взгляд. Не исключено, что мужчине в самом деле приспичило, и он остановился в удобном месте, справил нужду, а заметив Мидори, стыдливо опустил голову и поспешно пошел в противоположную от нее сторону. И вообще было бы чересчур самонадеянным связывать внезапное появление незнакомого мужчины со смертью Нитты. А если он не виновен?! Кажется, Мидори поняла это и, подумав, сказала:
— В точности утверждать, будто он выходил из жилища сэнсэя, не могу.
В то же время у нее в голове не укладывалось, что уважаемый Нитта скончался, приняв яд. "Нет, он не способен покончить жизнь самоубийством", — повторяла она про себя несчетное число раз.
Полицейский врач сообщил, что, по его предположению, смерть наступила около полутора часов тому назад. Если учесть, что Мидори обнаружила труп Нитты в семь часов вечера, значит, он принял яд где-то около пяти тридцати, и подозреваемый в убийстве мужчина в пиджаке мышиного цвета должен был находиться рядом с трупом около получаса — ведь Мидори увидела его выходящим из-за угла около шести вечера. Не исключалось также, что рядом с Ниттой, когда тот принимал яд, находился кто-то другой. Но опрос соседей этого не подтвердил. Да и трудно было сказать что-то определенное, поскольку пустырь с улицы не просматривался — его загораживало здание склада, и прохожие не могли заметить человека, который, завернув за угол, прошел к жилищу Нитты.
Так или иначе, полицейские, осмотрев место происшествия, склонялись к версии самоубийства. Их поразило запустение, царившее в жилище Нитты. Обычно художники для своей мастерской выбирают светлое, солнечное помещение. А комната Нитты была полутемной. Кто знает, может, в темноте ему лучше работалось, но все же мастерская оказалась на удивление грязной и замусоренной.
В комнате площадью в 10 дзё [3] 10 дзё — 15 квадратных метров.
были в беспорядке разбросаны клочки оберточной и цветной бумаги, обрезки фанеры, мешки из-под песка и извести, мел, обрезки железа, булыжники и прочий хлам. Кроме того, в углу стояли старенький ручной печатный станок, такой же старый фотоувеличитель, бачки с проявителем и закрепителем вперемешку с пустыми, запыленными бутылками из-под пива.
Читать дальше