Джеймс Мэйо - Акулья хватка

Повисла мертвая тишина. Он прислушался, но больше не услышал ни звука и вновь включил фонарик. Возможно, удастся взломать дверь железным ломом. Он вернулся назад по проходу и наклонился над поручнями в поисках какого-нибудь инструмента.

Что-то впилось ему в горло, сжало мертвой хваткой и потащило назад. Худ потянулся за пистолетом, но его неумолимо тянули. Он яростно сопротивлялся. На горле чувствовался жар огромной человеческой руки. Он сражался за каждый глоток воздуха, но стальное кольцо сжималось все крепче и крепче. Легкие готовы были разорваться на куски. В глазах почернело. И настала ночь.

Болезненное биение пульса в гортани - вот было первое, что почувствовал Худ, когда очнулся. Он был привязан за руки и за ноги к тяжеленной доске, закрепленной наклонно. В помещении или каюте, если они до сих пор находились на борту яхты, царил полумрак. Откуда-то сверху через решетку проникал слабый свет. Челюсть ужасно ныла и все тело ломило от напряжения, словно его избивали в бессознательном состоянии.

Затем, футах в двадцати от себя, он различил чью-то фигуру на кровати, со связанными руками и ногами. Это была Сью. Она лежала довольно смирно и на мгновение Худу показалось, что она мертва. Его охватил липкий страх. Он попытался заговорить, но свежая рана в горле причиняла острую боль, так что получился только хрип. Она шевельнулась, потом повернула голову в его сторону и обратила на него немой взгляд.

- Сью, - ему пришлось дважды перевести дух, - с тобой все в порядке?

- Молчите, - шепнула она.

- Где они?

Она показала глазами в темный дальний угол.

- Вам больно?

Она покусывала губы.

И тут обоих ослепил яркий свет. Худ увидел, что их держат в продолговатой просторной каюте с выложенным плиткой полом и белыми больничными стенами. Пара стальных стульев, кровать, больничного вида шкафчики из стекла и белой эмали. Вероятно, судовой лазарет. Сбоку стояло стоматологическое кресло, бормашина, плевательница, лежали инструменты.

Распахнулась дверь, за которой находилось ещё одно помещение больничного вида, и вошел Насыр. На нем была фуфайка и рабочие брюки, безобразные клешни свисали вдоль тела. Пройдя в центр каюты, он остановился и посмотрел на Сью Трентон. Она задрожала от ужаса и закрыла глаза. Насыру это явно понравилось. Затем он приблизился к Худу и выбил ногой опору из-под доски, к которой тот был привязан. Худ рухнул с доской на пол, застонав от боли. Доска прищемила его пальцы, а неровный край нанес сокрушительный удар по голове.

Он лежал на полу, глядя снизу на Насыра. Тот слегка наклонился и без усилия придал доске прежнее наклонное положение, только на этот раз Худ висел под доской. Затем вновь выбил из-под доски опору.

Лоб и нос Худа со всего маху врезались в пол. У него словно треснул череп, хоть сознания Худ и не потерял. Вновь легко приподняв Худа, Насыр закрепил доску. Худ часто заморгал, пытаясь что-нибудь увидеть. Он чувствовал, как из носа хлещет кровь. Сью слабо испуганно вскрикнула. Насыр перевел свирепый взгляд на нее.

Тут опять открылась дверь и вошел Лобэр. Он был изысканно одет, как для визита в роскошный дамский будуар. Безупречно сидел великолепного покроя темный костюм. Рубашка слепила белизной, туфли сверкали зеркальным блеском. От него веяло элегантностью и скромностью одновременно. Насмешливо сверкал золотой зуб, когда он разглядывал поверженного Худа. Массивная лысая голова сверкала, словно золотое яйцо. Глаз без века казался на редкость огромным. Лобэр курил толстую сигару.

Вместе с ним вошел азиат в белом медицинском халате и стал в стороне.

- Доброе утро, мистер Худ, - поздоровался Лобэр. - Как я вижу, Насыр постарался создать вам уют. Он у нас спец по этой части. Врожденный талант к подобным вещам. Впрочем, кому что нравится. Он считал, что вы неожиданно покинули нас, даже не попрощавшись. - Теперь он повернулся в сторону Сью Трентон и иронически поклонился. - И вам доброе утро, мисс Трентон. Если чего-нибудь не достает, скажите, и мы примем срочные меры.

Он пожевывал роскошную сигару, огладывая Худа и Сью.

- А вы прекрасно смотритесь вдвоем. Кто устоит перед очарованием юности и непосредственности мисс Трентон? Или сможет взирать без одобрения на открытое и мужественное лицо мистера Худа? Знаете, мистер Худ, вы чересчур изысканны, а древний китайский мудрец никогда не назвал бы это добродетелью. Скорее, это порок и его следует любой ценой искоренять. Я следую этой заповеди. Вы её одобряете, мистер Худ?