Ростислав Самбук - Скифская чаша

— Я же говорил: мою судьбу собирается решать Стефания...

— Думаешь, это лучше?

— Ну у нас же какие-то отношения!

— Тогда сделаем вот что: завтра уедешь за границу. Я проинформирую Центр, подождем, что там решат. Возможно, твоя миссия закончена.

— Это почему же?

— Лодзен от тебя отказался. Понимаешь, отказался с легким сердцем и будет рад, если что-то случится. Исчезнет лишний свидетель. Тебе известно, что он положил в карман более десяти тысяч за списки, а главное, ты знаешь о бандеровских сокровищах. Для чего ему такой информированный подчиненный?

— Совсем ни для чего, — согласился Максим.

— Дальше. Допустим, все обойдется, Щупак и Луцкая смирятся с поражением и не тронут тебя. Пройдет месяц, два, самое большее три, и Лодзену станет известно, что его ожидания напрасны: игра со списками проиграна. А они побывали в твоих руках...

— Я думал над этим, — кивнул Рутковский. — Полковник будет искать виновных, и я стану первым.

— А если ты так хорошо все понимаешь, собирай вещи и беги из Мюнхена. Завтра или послезавтра должен быть за рубежом. Вот тебе адрес пансионата. Я найду тебя.

Рутковский со злостью сломал сосновую веточку.

— Жаль, — сказал. — Жаль бросать здесь все. Такая хорошая работа, сидеть бы и сидеть.

— Угу, — кивнул Олег, — ты прав, и может быть, в Центре что-нибудь придумают. Но и так сделал много. Секретные документы «Свободы» — они знаешь какие ценные? А списки Лакуты?

— У меня такое чувство, что только начал. Как на первом курсе института.

— Кстати, — спросил Олег, — «техника» здесь?

— Конечно.

— Давай сюда.

Рутковский достал «дипломат» с микрофотоаппаратурой, микрофоном и копировальным прибором.

— Ну будь, — поднялся Олег. — У меня еще хлопот... А ты сегодня не ночуй дома. Завтра утром собери вещи и уезжай. Отдыхай, пока тебя не найдут.

Он исчез в сосняке, будто растворился в нем, и минут через десять белый «пежо», переваливаясь на выбоинах лесной дороги, скрылся за деревьями.

Максим вернулся в Мюнхен, когда смеркалось. Сначала хотел переночевать в гостинице, но передумал и поехал к Сенишиным. Иванна всегда рада ему, а Юрия не было дома, ей одной грустно, и они вместе как-то проведут вечер у телевизора или можно сходить в кино.

Иванна сразу поняла, что у Максима неспокойно на душе, но молчала. Он тоже молчал, наконец молчание стало тяготить их: Максим сослался на усталость и пошел спать. Заснул на удивление быстро, и спалось ему легко, без снов. Проснулся, когда солнце заглядывало в комнату, наверно, солнечные трепетные зайчики и разбудили его. Максим быстро оделся и сбежал вниз, где Иванна жарила яичницу. Она разбила чуть ли не десяток яиц. Рутковский удивился, зачем так много, и Иванна объяснила, что звонила Стефания, она скоро приедет.

Луцкая приехала на такси — одетая в темную кофточку и спортивные брюки, будто собиралась в дорогу. Объяснила, что ее машина поломалась: вопросительно посмотрела на Рутковского, наверно, знала что-то, и оказалось, точно знала, так как спросила с места в карьер:

— Куда собираешься?

Максим пожал плечами, ответил не очень конкретно:

— Так... никуда...

Луцкая объяснила свою осведомленность:

— Вчера я звонила Кате Кубиевич, и она сказала, что ты взял недельный отпуск.

— Устал.

Смерила ироническим взглядом:

— Как раз по тебе видно...

Вести разговор в таком ключе Максиму не хотелось, ничего не ответил — слава богу, Иванна позвала завтракать.

Воспользовавшись тем, что Иванна пошла на кухню за кофе, Стефа спросила:

— Что собираешься делать?

Максим только повел плечами. Вероятно, эта неопределенность устраивала Стефанию, так как она предложила:

— Отвези меня к нашему ручью.

Она не попросила, а чуть не приказала. Честно говоря, такой тон не понравился Рутковскому, он хотел сразу же отказать, но подумал, что это последний каприз Стефании, и согласился.

Ехали по городу молча, курили и молчали. Максим искоса поглядывал на девушку. Стефа немного откинула сиденье и полулежала, касаясь щекой подголовника: отвернулась от Максима, может быть, боялась взглядом или неосторожным движением выдать себя, а может быть, просто устала и отдыхала...

Рутковский молчал, молчала и Стефания. Так и доехали до ручья.

Рутковский поставил машину на обычное место — на полянке под большим тополем, откуда до речки вела извилистая тропка, она вилась между кустами ежевики и дикой малины, и Стефания любила, обдирая руки, залезать в самую гущу и лакомиться мелкими, но удивительно вкусными ягодами. Она выпрыгнула из машины и побежала не оглядываясь к воде, туда, где они разводили костер и жарили форель, когда рыбацкое счастье улыбалось Максиму.