Борис Штейн: Маленький мудрец

Француз появился в нашем пансионате вечером следующего дня. Его привезла на стареньком «Форде» тетя Маале. Она встречала своих гостей в порту, прямо у парома – одна из гарантированных услуг ее маленькой фирмы. Если будущий постоялец съезжал по аппарели на собственном автомобиле, он после короткого знакомства следовал за ее «Фордом». Если же человек оказывался «безлошадным», тетя Маале везла его на своей машине и одаривала небольшой лекцией об острове, о происхождении романтического названия его единственного города – Луйгесааре (город лебединого острова), о его исторических и природных достопримечательностях. Она не поленилась выучить наизусть текст этого полезного сообщения на английском языке, с которым вообще-то была в натянутых отношениях. Тетя Маале предпочитала как раз «безлошадных». Во-первых, она считала, что каждый лишний двигатель внутреннего сгорания ухудшает экологию ее родного острова. Во-вторых, желала добра своим клиентам, а ей казалось, что машина мешает плотному общению человека с природой, соблазняя его какими-то неведомыми поездками. А куда еще, спрашивается, ехать, если ты уже на острове: вот оно море, вот оно озеро, вот они сосны, и ели, и лиственные деревья. И это неправда, что только там хорошо, где нас нет, неправда, неправда! Да и не было, пожалуй, на всем острове более живописного местечка, чем то, где располагался ее пансионат. Было еще и в-третьих: к услугам постояльцев имелись велосипеды, которым не следовало прозябать без дела, тем более что за них взималась небольшая, но вполне реальная арендная плата. Только маленький Валерий и большой я пользовались велосипедами бесплатно. Валерий – на правах родственника, а я – на правах его друга. Такая была у нас льгота.

Французик был невероятно элегантен. Говорю «французик», потому что роста он был небольшого, худощавый, что называется, субтильный месье в палевом клубном пиджаке с золотыми пуговицами. Что касается прически, излишне и говорить, что она была безукоризненна. Косой пробор ровной ниточкой разделял каштановые волосы, острые «височки» гармонировали с аккуратной полоской усиков. Приняв душ, он вышел к ужину, когда вся шатия восседала уже за безразмерным нашим столом, а тетя Маале и ее помощница Тиина ставили на стол желтые эмалированные кастрюли с томящимися в томатном соусе котлетами. Я едва успел подумать о том, что желтый цвет поистине любимый цвет тети Маале, как у стола появился месье пижон, и тетя Маале представила его собравшимся, и собравшиеся вежливо закивали без отрыва от основного дела, то есть от еды. Я был занят в этот момент котлетой и фамилии не расслышал, а имя было, кажется, Жак.

Жак сел напротив нас с Валерием и, скажем прямо, закрыл мне обзор коттеджа, из которого должна была появиться Ева. Я полагал, что она сядет возле нас – по крайней мере, утром она сидела напротив меня. Честно говоря, сомневаюсь, что я произвел на нее тогда благоприятное впечатление, потому что ничего романтического выдавить из себя не смог, комплименты тоже застряли у меня в глотке. Вместо всего этого куртуазного набора я признался, что умею и люблю печь шарлотку, и принялся с идиотским занудством подробно расписывать рецепт. Ох…

Но вот появилась Ева. Белый брючный костюм облегал ее великолепную фигуру. Строгий верх пиджака компенсировался вольным покроем нижней его части, открывавшей смуглый живот и – боже мой! – пупок. Короткие бусы из каких-то матовых камешков поблескивали в северном вечернем свете и были ей удивительно к лицу. Увидев, что утреннее место занято, Ева обошла стол и, мило со всеми поздоровавшись, села рядом со мной. Жак, который не успел еще приступить к трапезе, вскочил, как ошпаренный, отодвинув стул, склонился над столом, над паровыми котлетами, салатами и ветчинными нарезками и протянул руку, совершенно уверенный в том, что Ева вложит свою узкую ладонь в его маленькую, но крепкую пятерню. И когда это случилось, проклятый французский петух приложился к ней губами, и в этом неловком, казалось бы, положении он оставался исключительно грациозным и элегантным – принесла его нелегкая на мою голову! И я подумал, что французский поцелуй – это не какие-то сосания и причмокивания, а вот такое, в любых условиях изящное приложение к ручке. Но я еще не знал, не предполагал, как резко рухнут уже в следующее мгновение мои акции. Мсье Жак оторвался от ручки и уставился, наглец, на Еву глава в глаза, прямо-таки принялся сверлить ее своими черными зрачками, таракан.