Григорий Славин - Чумовой рейс

– А как же! Нас за это дерут! – И снова это бесконечное «ха-ха».

– Я хотел бы поговорить с Риммой по имени Джина, она же Амазонка. Если можно, поскорее, а то мне невтерпеж.

Он оглянулся. Двери оставалось жить секунд двадцать.

В трубке короткое шушуканье, после чего где-то там, где тепло, где есть шампанское и пахнет приятно, раздался резкий окрик, и на место оператора уселась та, которая, видимо, и должна была сидеть все время.

– Слушаем вас, – голос прокуренной стервы, ушедшей в запас по выслуге лет.

– Джина нужна! – сократил до минимума диалог Слава.

– Платить как будете? У нас или у вас? На сколько времени?

– Щедро, если на приглашение ее к телефону у вас уйдет две секунды!

Снова короткое шушуканье – кто-то куда-то помчался, роняя что-то на пол. Джина оказалась у телефона через десять секунд – кажется, оператор сидела в двух шагах от девочек.

– Слушаю, малыш. – Слава узнал знакомый голос, и вместе с приятными воспоминаниями к нему снова стала возвращаться надежда.

– Это скалолаз.

– Где ты, малыш?! – Восторг Джины был неподделен. В трубке послышалась какая-то перебранка, и из обрывков фраз Славе стало ясно – Римму не хотят отпускать, поскольку она только что выдала свою привязанность, от которой у фирмы, как известно, дивиденды не накапливаются.

– Римма! – позвал Слава. – Передай трубку этой дуре и начинай собираться. После того как она тебя выпустит из каюты – а она тебя сейчас выпустит, – дуй к носу корабля!

Римма-Джина любила приключения.

– Красавица, под мою ответственность, – попросил Слава старую деву. – Она привезет тысячу долларов, отсчитывать проценты ей не нужно.

– Я ей рожу разрежу бритвой, если вы пытаетесь меня провести. До десяти утра, красавчик, понял?

Он выдернул из брюк ремень, застегнул, как если бы на себе, и, чуть подпрыгнув, перекинул его через трос.

Дернув на себя обе петли самодельного спускающего устройства, он ступил на край крыши. Звук над его головой – ремень весело зашуршал по тросу – заставил Славу содрогнуться. Неужели он на это все-таки решится?.. Как же плохи должны быть его дела, если у него нет иного выхода…

– В чем, спрашивается, был прав Антоныч, – хрипло бормотал, подняв ноги и набирая скорость, Слава, – когда уверял меня в том, что умереть от пьянки мне не суждено? Во всем он был прав.

Ветер в ушах свистел все громче.

– Останусь сейчас жив… клянусь… уеду в деревню и буду учить детей начертательной геометрии, – обещал он тому, кто находился гораздо выше этого здания. Большой помощи он от него не ждал, но была все-таки какая-то надежда, что тот не даст лопнуть ремню и разбиться о палубу.

Черноморские звезды – не как московские окна. Негасимый свет вторых расслабляет, заставляет верить в то, что не сразу все устроилось, вселяет призрачную, но надежду. Сияние же первых принуждает вглядываться в коридоры Вселенной и убеждаться в том, что ничего не изменилось бы в мире, если бы кто-то по имени Слава сейчас сорвался вниз, расквасил голову и оказался в холодильнике судна до прибытия властей. Их сияние не стало бы мощнее или слабее, и рядом с ними не появилась бы, сорвавшись вниз и взметнувшись после вверх, новая. А вот окна нижней палубы этого проклятого лайнера сиять меньше стали бы однозначно. Их пришлось бы отмывать долго, не жалея воды и «Мистера Мускула».

Посмотрите на Джеки Чана: из двухсот костей в его теле нет ни одной целой. А все почему? – потому что упрямец не желает пользоваться услугами профессиональных каскадеров. Но попробовал бы всемогущий Джеки здесь постоять! Ни парамедиков с уже разведенным в воде гипсом, ни носилок, ни обезболивающего…

Интересно, как там Гриша с Кирой?

Он бросил последний взгляд на горизонт. Вряд ли удастся увидеть такую красоту еще раз.

Под ногами быстро проплывали, уходя назад, палубные постройки, тарелки антенн, стеклянная крыша ресторана…

Он ехал тем быстрее, чем дольше становился его полет в неизвестность. Прокатиться над Черным морем – полдела. Главное – успеть вовремя этот полет прервать. Он жив сейчас не благодаря, а вопреки.

– Вопреки… – задыхаясь, повторил вслух Слава. Голос его ему слышен не был, но он точно представил эту фразу. Она словно была написана краской на черной крыше дома, к которой приближался. – Вопреки…

Чувствуя, как быстро приближается опасная поверхность, и понимая, что скользить дальше смерти подобно, Слава проклял все, чем жил последние дни.

Он летел к палубе со скоростью пикирующего ястреба без какой-либо надежды удержаться от этого падения.