Буало-Нарсежак - Из царства мертвых

Флавьер сделал вид, будто колеблется.

— Ну, если правда только две недели…

— Даю слово.

— Идет. Я просто хотел, чтобы ты знал мою точку зрения. Не по душе мне эти прогулки. Знаешь, я ведь не железный… Запросто могу потерять голову. Сам видишь, я говорю с тобой начистоту.

Лицо Жевиня окаменело. Таким он наверняка бывает на совещаниях административного совета. Все же он выдавил из себя улыбку.

— Спасибо, — сказал он. — Такого друга, как ты, и не сыскать. Но безопасность Мадлен для меня превыше всего.

— А что, у тебя есть повод чего-то опасаться?

— Нет, но…

— Тебе не приходило в голову, что, если вдруг твоя жена что-нибудь выкинет… как в тот раз… я ведь могу и не успеть?..

— Да… Мне уже все приходило в голову… — Он опустил глаза и яростно стиснул руки. — Этого не случится, — прошептал он. — А если случится, что ж… по крайней мере, ты будешь при этом и все мне расскажешь. Чего мне не вынести, так это неопределенности… Было бы в сто раз лучше, если бы Мадлен и вправду заболела. Лучше уж знать, что она в больнице, что ей делают операцию, тут хотя бы известно, к чему готовиться! Можешь подсчитать шансы «за» и «против». Но эти потемки! Тебе этого не понять…

— Я все понимаю.

— Так что же?

— Я за ней присмотрю. Не беспокойся… Кстати, ты не знаешь, ей не приходилось бывать в Сенте?

— В Сенте? — спросил ошеломленный Жевинь. — Наверняка нет… С чего ты взял?

— Она говорила о Сенте так, будто жила там раньше.

— Да что ты несешь!

— Может, видела на фотографиях?

— Да нет же. Говорю тебе, мы никогда не бывали в тех краях. У нас нет даже путеводителя по западным районам Франции.

— А Полина Лажерлак? Она не жила в Сенте?

— Ну, старик, ты многого хочешь. Откуда мне знать?

— Лажерлак… Такие фамилии там не редкость… Коньяк, Шерминьяк, Жемозак, можно назвать еще хоть двадцать похожих фамилий…

— Возможно. Но я не вижу связи…

— Ну, это как раз просто… Твоя жена говорила о таких местах, где она сама никогда не бывала. Зато Полина Лажерлак, похоже, прекрасно их знала. Более того, твоя жена описала мне римские арены такими, такими они были лет сто назад, а не такими, как сейчас.

Нахмурив брови, Жевинь пытался понять.

— Так что же ты предполагаешь? — наконец спросил он.

— Да ничего, — ответил Флавьер, — по крайней мере, пока ничего. Слишком это все невероятно! Полина и Мадлен…

— Брось! — отрезал Жевинь. — Мы живем в двадцатом веке. Ты ведь не думаешь, что Полина и Мадлен… Я еще могу понять, если Мадлен преследуют воспоминания о прабабке… Но тут должно быть какое-то объяснение. Потому-то я и обратился к тебе за помощью. Если бы я знал, что ты станешь…

— Ведь я тебе предлагал все бросить.

Флавьер ощутил внезапно возникшую между ними напряженность. После секундного ожидания он поднялся.

— Не буду отнимать у тебя время…

Жевинь покачал головой.

— Все, что мне нужно, — это спасти Мадлен. Плевать, больная она, сумасшедшая, ясновидящая или одержимая дьяволом… Лишь бы была жива!

— Сегодня она собиралась выходить?

— Нет.

— А когда?

— Вероятно, завтра… Сегодня я последую твоему совету… Проведу с ней весь день.

Флавьер сумел не выдать себя, но в душе ощутил прилив ненависти. «Терпеть его не могу, — подумал он. — До чего же он мне противен!»

— Завтра? — переспросил он вслух. — Даже не знаю, буду ли я свободен…

Жевинь тоже поднялся, обогнул стол и просунул руку под локоть Флавьера.

— Ну, извини, — сказал он со вздохом. — Конечно, я нервный, резкий… Что поделаешь! Ты меня вконец расстроил. Вот, послушай. Сегодня я хочу кое-что испробовать… Пора уже завести с ней разговор о переезде в Гавр. Бог весть как она к этому отнесется. Так что нечего раздумывать! Завтра ты должен найти время и присмотреть за ней. Непременно! А вечером позвонишь мне или заскочишь сюда. Расскажешь о своих наблюдениях… Я вполне доверяю твоему мнению. Идет?

Откуда только у Жевиня такой голос — серьезный, взволнованный, обволакивающий?

— Идет, — сказал Флавьер.

Он упрекнул себя за это вырвавшееся у него согласие. Так он сам отдавал себя во власть Жевиня. Любое проявление доброжелательности мгновенно лишало его способности сопротивляться чужой воле.

— Благодарю… Я не забуду, что ты для меня сделал.

— Ну, я пошел, — смущенно пробормотал Флавьер. — Не провожай. Я знаю дорогу.

И снова потянулись пустые, убийственно однообразные часы. Думая о Мадлен, он тут же представлял рядом с ней Жевиня. Это разрывало ему сердце. Что же он за человек! Он предает Мадлен. Он предает Жевиня. Он был вне себя от ревности и ярости, от желания и отчаяния. И в то же время чувствовал себя чистым и искренним. Ведь он всегда поступал по совести!