Фредерик Дар - Освободите нас от зла

Разными дорогами попали мы в этот тупик, в эту страшную камеру… Я смотрю на серые стены, которые бледный рассвет делает еще ужасней, и говорю себе, что они навсегда замараны людьми, проходившими через эту камеру. Ничто не сможет очистить их. Эти стены больны, из них сочится людское горе, и вид их напоминает лицо прокаженного… Я лечу в пространство, высоко, очень высоко, туда, где радостно и чисто, где воздух невероятно легок и свет бесконечно чист. И с этих высот я смотрю на тюрьму… Мне хочется вырвать ее с корнем, прочь с этого места, и вместо каменных стен посадить здесь цветы.

Феррари больше не плачет. Тыльной стороной ладони он вытирает слезы. Когда он двигается, кандалы его грустно звенят. Его мутный взор задерживается на мне.

— О чем ты думаешь? — обеспокоенно спрашивает он. Поскольку я не отвечаю, он добавляет: — Можно подумать, что ты весь в мечтаниях…

— Я и так мечтаю…

Он вздыхает:

— Везет тебе… А я словно с ума свихнулся… Вспомнил детство, тогда все еще было возможно…

Сомневаюсь, что воспоминания детства вызвали у него слезы. Хотя бывает и так, именно эти воспоминания действуют на мужчин сильнее всего. Феррари продолжает:

— Вообще-то я слышал разговоры о гильотине, и они всегда вызывали у меня страх, страх от простой мысли, что эта штука существует, ты понимаешь?

— Да, понимаю…

— Так вот, мне сейчас страшно от сознания того, каким образом я умру. Сама мысль страшнее, чем реальность…

Смотри-ка, занятные мысли возникают порой в голове этого гангстера! Помолчав немного, он говорит:

— Тебе не кажется, что страх, который жил во мне раньше — от предчувствия?

— Не знаю…

— Ты как думаешь, можно предчувствовать событие задолго до того, как оно произойдет?

Вопрос его заставил меня задуматься…

Действительно, существует ли предчувствие? Решительно, нет! Я, во всяком случае, никогда не думал, что все окончится именно так…

В этот день, в полдень, у меня было свидание с дуэтом Мемэ — Альфонс. Я заметил, что их восхищение моей персоной еще более возросло.

— А здорово у вас котелок варит, — заявил мне Альфонс тоном, каким обычно сообщают человеку важную новость.

— Почему?

— Все получилось именно так, как вы предвидели. Ваша дамочка клюнула на наживку запросто!

Мемэ изложил все более обстоятельно, поскольку был не таким эмоциональным.

— Я ей растолковал, что мы проторчали весь день на почте, но никого не засекли. Затем спросил, не говорила ли она о нашем сотрудничестве со своим дружком. Она побледнела и спросила, какое отношение это имеет к нашему делу. Я долго изображал из себя парня, у которого на уме дурные мысли и он не осмеливается высказать их вслух… Она стала настаивать, и тогда я сказал, что все это дело о шантаже кажется мне слишком подозрительным и что у меня есть кое-какие сведения об этом самом парне по фамилии Норман. Что он постоянно в поисках — вначале бабок, а затем порошка, на который он эти бабки и тратит. Я увидел, что это поколебало ее решительность и уверенность. Она прошептала, что, мол, это невозможно. Ясное дело, я продолжал свои басни… Подсказал ей, что она легко может проверить эти подозрения и отмести их. Для этого она должна проделать маленький эксперимент. Сообщить тому, кто ее шантажирует, что она в состоянии уплатить ему лишь часть суммы, а мы должны проследить за парнем. Еще добавил, что она может переписать номера купюр и послать деньги. Но ничего не рассказывать своему хахалю… А потом она должна проследить за купюрами, которые он будет использовать. Пусть проверит, не те ли это денежки… И если все подтвердится, то можно доказать как дважды два, что письма эти писал именно он, и никто другой.

Я готов был расцеловать его. Он прекрасно сыграл свою роль, и я не сожалел о потраченных деньгах. Больше того, я заплатил еще. Я расстался с ними после крепких мужских рукопожатий.

Вечером, когда я вернулся домой, Глории не было. Служанка сообщила мне: мадам уехала сразу после полудня, сказав, что она только туда и сразу обратно, но не сказала, куда именно. Я стал ждать, почитывая вечерние газеты.

Пробило восемь, а ее все еще не было, и меня охватило беспокойство. В голове возникали разные предположения. Мне казалось, что жена моя просто сбежала со своим любовником после того, как обнаружила мою игру. Или же, наоборот, Морэ удалось сунуть в карман Нормана деньги, Глория их обнаружила и, убитая горем, разогнавшись до ста двадцати километров в час, на полном ходу врезалась в платан или свалилась с моста… Я отложил газету и решил выйти из дому и подождать ее на улице… Когда я дошел до конца усадьбы, приехала, наконец, Глория. Лицо её напоминало застывшую восковую маску. Она казалась сильно похудевшей. Волосы ее растрепались, а элегантный жакет не был застегнут. Она оставила машину у обочины и прошла мимо, даже не удостоив меня взглядом.