Фил Уитейкер - Портрет убийцы

Эта мысль успокаивает меня. Бросаю взгляд на часы. Четыре часа. Они дали мне этот отрезок времени, или я отобрала его у них. Так или иначе, надо воспользоваться им во благо. Надо пройти через эту встречу, пока я здесь. Человек, к которому я иду, прислал папе эскиз нашего семейства, вложенный в рождественскую открытку, которая была отправлена через несколько месяцев после папиной смерти. В бумагах папы нет никаких упоминаний об этом человеке. И последнее сообщение, оставленное для папы до его смерти, было от него.

Руки папы вцепились в руль. «Поло» рассыпается, врезавшись в основание цементного моста. И я не знаю, было ли его лицо искажено ужасом или застыло в решимости найти смерть. Не знаю почему.

Верхний Лаз. Я знаю, чего я хочу от этой встречи. Вот встречусь — и начну забывать. Начну себя прощать. Смогу вернуться домой.

Надо мне как-то вернуть тебя в то утро в Корпорейшн-Оукс, к той девочке, которую звали Мэри Скэнлон. Я не могу рассказать тебе, что произошло после того, как она вбежала в ворота школы, — меня там не было, я при том не присутствовал. Я работал у себя в студии, Изабелла с Джесси ушли куда-то на все утро. Я либо работал, либо сидел с пострадавшими от какого-то преступления и по их описаниям рисовал напавшего на них. Я могу лишь описать все со своей точки зрения, а уж ты можешь составить себе картину. Но ты должна помнить: мои слова не имеют веса. В них нет никакой субстанции. Они сложились по кусочкам из обрывков того, что рассказали мне твой отец, другие офицеры, никто из которых там тоже не был в то ясное осеннее утро тридцать лет назад.

Тем не менее я должен найти способ вернуть тебя в те дни, хоть и искусственно. Ты как-то должна все понять.

Я стою на суку, обхватив рукой ствол, который служит мне якорем. Подо мной сто сорок пять детей в зеленой форме собираются в непрерывно меняющиеся стайки на площадке для игр. Дети бегают, прячутся, сплетают руки, смеются, кричат, поют. Девочка Мэри Скэнлон подобна паре десятков других, разбросанных по периметру, — тут они висят на ограде, там стоят, прижавшись спиной к стене, составляя тихую, внимательную аудиторию для большинства. Они смотрят, им хотелось бы поучаствовать, но они никогда этого не делают. Больше всего они жаждут не привлекать внимания. Без друзей, брошенные, робкие, они — естественные мишени для хулиганья. И наша Мэри в то утро была среди них? Это же еще не преступление.

Я вздрагиваю от звона колокольчика. Миссис Макгилливери выходит из учебного блока. Девочки, окруженные серебристыми облачками дыхания, спешат построиться. В двойные двери здания, толкаясь, входят умные, смекалистые, спортсменки, тупицы. Когда последняя из них исчезает из виду, вновь раздается звон колокольчика — пестик сильнее ударяет о стенки, звон металла колышется, как мираж. Из дальних уголков появляются другие девочки, останавливаясь, не спеша. Я мысленно подгоняю их, не могу понять их лени. Они бесконечно долго проходят расстояние в десяток ярдов Наконец добрались до двери. И, пригнувшись, проходят мимо миссис Макгилливери, которая с нескрываемой иронией придерживает открытой дверь. А свободной рукой похлопывает каждую проходящую по затылку. Последней идет Мэри Скэнлон. Я увидел, как замялась миссис Макгилливери. Потом опустила и на ее голову руку. От прикосновения учительницы девочка съеживается. Голос миссис Макгилливери долетает до меня, пронзительный, с шотландским акцентом:

— Мэри Скэнлон, это совсем на тебя не похоже! Входи же, и быстро!

Прошло десять минут первого урока. Я сижу высоко среди балок классной комнаты, где учится Мэри. Стены ее украшают монтажи из гофрированной бумаги, рисунки пастелью, плоды осенних занятий, которые, насколько я понимаю, состояли в аранжировке засохших цветов и сморщенных листьев. Подо мной двадцать юных головок склонились над учебниками. Своим орлиным взором я вижу, как некоторые из них путаются в орфографии. Мне бы хотелось помочь, но я не могу. Я всего лишь наблюдатель. Одна девчушка вдруг выпрямляется, поднимает руку, кончики пальцев указывают в мою сторону. На мгновение мне кажется, что меня раскрыли. Однако ее трепыхания, ее ерзанья по стулу не похожи на неотложную нужду. Учительница тоже это замечает. Она с тяжелым вздохом идет по проходу. Сегодня утром Мэри Скэнлон явно испытывает терпение миссис Макгилливери. Девочкам восемь-девять лет, и время от времени с ними случается беда, но такого никогда не бывало с Мэри. Никогда. Учительница хватает девочку за руку, приподнимает с места.