Аркадий Гендер - Проксима лжи

По тому, что и, главное, как говорил все это Шер-Хан, Ольга безошибочно поняла, что тема была выбрана ею абсолютно верно, что стрела попала в цель, и слушала, затаив дыхание.

— Но я был не прав и приношу вам извинения за мои слова, — продолжил Шер-Хан, опуская глаза. — Я никак не мог предположить, что женщине, на которой нет хиджаба, могут быть небезразличны вопросы истинной веры.

— Нет, это вы, вы должны простить меня! — воскликнула Ольга, порывисто, словно в приступе глубоко волнения, беря Шер-Хана за руку. — Мне следовало предположить, что у простых с виду вещей могут быть непростые причины, и что у самых чудовищных поступков могут быть благородные цели. Могу я просить вас рассказать мне об этом «деле всей вашей жизни»? И — вообще — о вас?

Наверное, никогда, даже в минуты абсолютной, кристальной честности, Ольга не выглядела так искренне, как теперь, когда, с трудом преодолевая отвращение, она произносила эту страстную тираду, импульсивно стискивая руку стоящего перед нею чудовища! Ее глаза сияли, щеки пылали, грудь в глубоком вырезе бурно вздымалась. Давно замечено, что наиболее действенными бывают самые простые методы, и Шер-Хан не оказался исключением. На его до хруста сжатых скулах появился румянец; его кадык, как затвор автомата, метнулся вверх-вниз. Было видно, что он и рад бы отвести глаза от Ольгиной груди, но не может сделать этого.

— К сожалению, у меня сейчас мало времени, — хрипло произнес он.

— А я и не имела в виду сейчас, — откровенно соблазняющим шепотом ответила Ольга. — Позвоните мне, когда будете посвободнее, хорошо?

Шер-Хан, снова сглотнув, только молча кивнул, резко развернулся и пошел прочь.

— И вообще — чудовище тот, кто заказывает адскую музыку, а не тот, кто играет ее, — сказала Ольга, берясь за дверную ручку, и глядя вслед удаляющейся черной фигуре.

Эти слова, произнесенные вроде бы про себя, содержали в себе основную установку Ольгиного плана мести, и поэтому были произнесены достаточно громко для того, чтобы тот, кому они предназначались, мог услышать их. Как выяснилось потом, Шер-Хан их услышал.

— Он у меня на мушке. Правда, не мешало бы пошире открыть форточку.

— Наглец! Это тебе не чисто поле в Чечне, стреляй так! Вспомни, как он издевался, что ты уже не в состоянии завалить даже простой неохраняемый объект, что ты вышел в тираж. Докажи ему!

— А что я скажу его дяде?

— Что ты стрелял в человека, который живет в этой квартире. Ты не виноват, что туда приперся его племянник.

— Все равно он не простит мне.

— Ты убьешь его раньше.

— Меня достанут его друзья.

— Ты сразу уедешь. Ведь ты сам говорил, что эти деньги — последние.

— Тогда ты должна будешь сразу заплатить. Где ты возьмешь деньги?

— В его кейсе лежит полмиллиона долларов. Половина — твоя, как договаривались.

— Как я попаду в квартиру? Я не домушник, я не умею взламывать замки. Да и баба сразу вызовет ментов!

— Не вызовет, еще и сама тебе дверь откроет. Стреляй же, черт побери! А, впрочем, подожди. У меня звонок.

Он позвонил через несколько дней утром, когда Ольга, проснувшись, смотрела по телевизору новости. По всем каналам сообщали подробности вчерашнего громкого покушения на одного из заместителей столичного мэра, известного своей жесткой позицией в защиту пересмотра итогов приватизации ряда крупных московских предприятий. Разумеется, завод «Конвейер» был в числе первых, если не первым в этом списке. И хотя ценой жизни троих своих охранников чиновнику удалось избежать гибели, было ясно, что он, находясь на больничной койке, до смерти напуганный покушением, за свою идею больше не борец.

— Я был занят эти дни, — сказал в трубку Шер-Хан, словно извиняясь, что звонит так поздно.

Ольгу передернуло, — если у нее и были сомнения в том, что это покушение — дело рук Шер-Хана, то теперь они отпали.

— Приезжай немедленно, — ответила она, умышленно перейдя на «ты». — Я не могу больше ждать.

Она едва успела переодеться. Не зная, каков окажется сценарий этой их встречи, Ольга долго обдумывала свой внешний вид, и решила предусмотреть различные варианты развития событий. Дверь Шер-Хану открыла женщина, с ног до головы укутанная в зеленый с золотом хиджаб, по всем мусульманским канонам оставляющий на обозрение постороннему мужчине только лицо, ступни и кисти рук. Тень разочарования промелькнула по лицу киллера, — он явно ехал сюда не за богословской беседой. «Вариант номер два», — подумала Ольга, скидывая хиджаб на пол. Под ним на ней ничего не было.