Алина Егорова - Драгоценности Жозефины

– Привет, барышня. А ты чаем напоишь? – в глазах лукавые искорки. Или намек на дрянной дедов чай?

– Напою.

– Тогда жди в гости.

Таня метнулась обратно – какая удача, что дед собрался в академию. За время, когда к Олегу Федоровичу стала наведываться внучка, его кухня преобразилась – на ней уже было не стыдно принимать гостей. Все равно перед визитом Ромы Таня засуетилась: протерла новую клеенку на столе, поправила собственноручно выглаженное свежее полотенце.

– Ты вроде прощалась? – удивился дед, обуваясь в прихожей.

– Я решила пойти чуть позже, у меня встреча в центре, так чтобы на улице не ждать, я лучше тут посижу, – сказала она первое, что пришло на ум.

А вдруг Роман передумает и не придет или они встретятся на лестнице с дедом и заболтаются? – забеспокоилась девушка. Но ее опасения оказались напрасными, Роман чуть припозднился, и они с Олегом Федоровичем разминулись.

Он появился на пороге переодетый в джинсы и свежую футболку, в которой не стыдно показаться на людях. Отсутствие Олега Федоровича гостя не смутило. Они с Таней сидели на кухне, разговаривали и пили чай с рулетом, за которым Роман успел сбегать в магазин. Рома оказался приятным собеседником, разговор шел легко, словно они знали друг друга давным-давно, а когда настало время прощаться, он наклонился и поцеловал ее в щеку.

Этот его поцелуй – едва уловимое касание губ – Таня чувствовала на своей коже долго, а когда острота ощущения прошла, она старательно хранила его в памяти, как хранят в памяти первые признания в любви, первый танец и первые цветы.

Ее, конечно же, целовали раньше, и не только в щеку. И не только целовали. Но все это было не то, не настоящее, потому что она к тем своим кавалерам не испытывала сильных чувств, и их взгляды, прикосновения не вызывали у нее трепета. С Романом все по-другому, по-особенному, потому что он не такой, как все, он – ее любимый. Это слово Таня произносила про себя мечтательно и с удовольствием, представляя, какой у них с Дворянкиным будет красивый роман.

Мимолетным прикосновением губами к ее щеке Роман Дворянкин окончательно и бесповоротно влюбил в себя девушку. У Тайны появилась настоящая тайна, чем она очень гордилась, не решаясь в эту тайну кого-нибудь посвятить. Татьяна стала свысока посматривать на Серого с его детскими клятвами в вечной любви, и на ревнующего Чапу, который не раз собирался признаться в своих чувствах, но так и не набрался храбрости, на ботаника Юру, забросившего на ее балкон бумажный самолет со стихами и, вероятно, ожидавшего ответа, но Таня ничего ему не ответила, хоть стихи оценила – не по-детски красивые, написанные от души.

Климушкина упрямо продолжала все отрицать, отказывалась даже от очевидных вещей. Волос на заколке, найденной в платяном шкафу, принадлежал ей. Отпечатки пальцев в квартире Дворянкина, особенно красноречивые на одном из бокалов и на ноже, – тоже ее. Надписи на лбу убитого и на зеркале сделала она же. Какой смысл запираться, спрашивается?

– Куда вы спрятали украденное вами из сейфа Дворянкина?

– Из сейфа? – в глазах удивление.

– Да, из сейфа, который встроен в платяной шкаф. Только не говорите, что вы не знаете про сейф.

– Не знаю.

– Этого и следовало ожидать. Тем не менее сейф пуст, а рядом лежала ваша заколка. Узнаете?

– Нет, – покачала головой Таня. – Я не убивала его и ничего у него не брала!

– Хорошо, не убивали. Тогда кто это сделал, по-вашему?

Ответа не последовало.

– Я уже не спрашиваю, зачем вы написали на лбу Дворянкина «Оревуар!» и на зеркале «Привет от Араужо!». Почерк ваш, графологическая экспертиза подтвердила. Кстати, что это за Араужо?

Несколько лет назад

Над дачным поселком догорал розовый закат. Ночь принесла прохладу, которая после затяжной июльской жары казалась манной небесной. Несмотря на холодок, люди выходили на улицу налегке, чтобы с удовольствием померзнуть. Пиво, шашлыки, песни – накануне воскресенья дачники по обыкновению гуляли допоздна, благо вечер выдался особенно славным.

Таня шагала по протоптанной в поле дорожке в мятом розовом платье с воланами. Как ее учила соседка-балерина, она старательно держала спину прямо, подбородок – чуть выше линии горизонта. По представлению девушки, таким образом должен был получиться гордый образ королевы. Внешне, возможно, Таня в этот момент походила на королеву – она себя со стороны не видела, а вот внутренне… Тане хотелось превратиться в малюсенькую точку, а лучше и вовсе исчезнуть. Она чувствовала, как внутри нее все сжимается, что вот-вот ее не станет, но, представляя, какой жалкой при этом становится, отчаянно расправляла плечи и поднимала голову. В шестнадцать лет все ощущается наиболее остро: любовь, дружба, предательство, ненависть. Навсегда, ни за что и никогда! – вот частые слова юности. Чувства незыблемы, ошибки – грандиозны и непоправимы. Ее в этот вечер навсегда смешали с грязью. Нет оправдания ей, как и не будет пощады ее врагам! Умереть, но прежде отомстить! Он ее сюда привез и бросил, это из-за него все произошло, а значит, он самый главный враг! Как она будет мстить, Таня еще не думала, потому что думать ни о чем не могла. Сейчас она мечтала лишь об одном – словно раненый зверь, спрятаться в норке и сидеть там, зализывая раны.