Машина развернулась, вновь проехала мимо и скрылась.
- Аккумулятор! - простонал Михаил. - Там же инвентарный номер! Я его у себя с базы спер!
Я вернулся в гараж. С трудом вытащил тяжеленную коробку. Глянул в салон: смятые коврики и лужа кровищи. Затем на полках увидел в последнем озарениии догорающей спички четыре новеньких шипованных баллона. На ощупь снял их со стеллажа. Сумку с аккумулятором повесил себе на плечо, один баллон, как спасательный круг, надел на шею, подхватил три остальных... .
- Ну чего ты? - рявкнул из-за двери Михаил свирепым шепотом.
Я вышел из гаража, как статуя Командора в своеобразном жабо. Сказал:
- Чтоб не пустыми.
- Чтоб тебе пусто было! - уточнил Михаил, скрежетнув зубами, но баллоны взял, помог.
Когда мы пробирались к моей "Волге", повалил тяжелый мокрый снег, таявший на нас, грязных, распаренных, едва к нам прикоснувшись.
Я завел машину. Включил габариты. Сказал:
- В больницу нельзя.
- У Володьки Крохина жена... - поморщился Мишка от боли, - врачиха, по-моему...
Я посмотрел на часы. Половина первого ночи. Володька, хорошо, не спал. Творил. Боролся ест словом. К позднему визиту и моему диковатому видку отнесся спокойно. Я объяснил ситуацию: Мишка поранился, нужен свой врач - чтобы без протокола, и будь добр, если имеются вопросы, оставь их при себе.
- Ладно, - он лениво потянулся к пальто, - Алла как раз дежурит, так что вовремя подгадали. Едем.
Ни ахов, ни расспросов, будто я трешник пришел занять. Надежный мужик. Вот с кем дела делать! Но другие интересы у человека.
Ахи и расспросы начались в больнице, в ночной, залитой светом приемной. Алка вообще баба любопытная, я ее давно знаю, в одном классе учились, и любовь у нас была - в смысле целовались в подъезде и в кино ходили, но женщина она хоть и ничего так - блондиночка, все при ней, но въедливая, черт, обидчивая и любопытная беспредельно.
- На что-то похоже, - сказала она, обильно поливая раны перекисью водорода. - Собачьи покусы, по-моему, честное слово...
- Это похоже на собачьи покусы, как... - Мишка приоткрыл мутные глаза. Помедлил, глядя на розовощекого и пухлого доктора, на минутку заглянувшего в кабинет. - Как этот вот... - кивнул, - на тень отца Гамлета... Покусы! Хрена себе!
- Ну все же... - настаивала Алка.
Вовик рыкнул: вопросы завтра, сейчас действуй! Надулась, покачала права, но травмы зашила, обработала, перебинтовала и, вкатив Мишке укол, сказала, чтобы через день приходил вновь.
Вскоре я, вышибая, как в ознобе, чечетку на педали акселератора, рассекал ночные туманы на шоссе, доставляя Михаила к его пенатам. Вовик - сама невозмутимость - сидел рядом со мной, глядя на пожираемый светом фар асфальт.
Когда Мишка, матюкаясь, вылез и отправился через сугробы к родной избе, я почувствовал, что устал бесконечно, до такой глухоты всей нервной системы, что не хотелось ничего, даже спать не хотелось. Полная прострация.
Посидели, молча выкурили по сигарете. Дым драл глаза и глотку невыносимо, по-ночному. Затем погнали обратно.
- Стой, - сказал Володька, едва мы повернули с магистрали на нашу улицу. Открыл дверцу, задрав голову, посмотрел на мертвую стену спящего дома. Я тоже. Издалека докатилось - дом Марины. И - два светящихся окна ее квартиры. И вдруг отрезвленно и больно постиг, что окна эти Володька приметил еще издалека и свет их ему - ох как небезразличен!
- Двушка есть? - спросил он, скрывая волнение. Я дал двушку. Он вылез. Сказал в приоткрытую дверь:
- Я тут... сам. Пешком. Да, знаешь, в случае чего подтверди Алке: сломалась машина, и я с вами до утра ковырялся. А то и так ходит немым укором...
- Без проблем.
Как я относился к нему в этот момент? Да никак. Обида была. Жгучая и морозная обида. Ни на что, ни на кого, а на весь мир в целом. Я, только я пасынок фортуны - был достоин этой женщины! Да и еще многого, что никак не шло в руки: жизни, где каждый день - событие, большого дела, славы... Неужели все это для кого-то, а не для меня?
Одновременно дошло иное, заставившее меня понуро усмехнуться: ведь она была в моей квартире, лежала в моей постели... А я даже и... Четвертый угол в треугольнике!
Ну - смех просто!
Сырая улица. Провисшие от снега провода. Дробящиеся огни фонарей в забрызганном грязью лобовом стекле. Одиночество. Зачем живу?
ВЛАДИМИР КРОХИН
После загадочных историй с раненым другом и интервью - его мне пришлось написать - возникла надежда, что с ремонтом машины нашего главного Игорь все-таки подсобит, но нет - он куда-то исчез. Пришлось идти на поклон к Эдику. Эдик заломил цену: триста рублей - ровно вдвое больше суммы, подсчитанной Игорем и уже шефу названной! Я заметался, как попугай в клетке, увидевший кота. Попробовал сунуться на станции техобслуживания: или очередь на месяцы, или нехватка запчастей, а в конечной итоге - те же три сотни, а то и покруче. Ожесточившись, договорился с Эдиком так: двести рублей. Работаем сообща. Пятьдесят рублей - краденные из таксопарка детали, остальное пополам. Таким образом, оставшись человеком слова, я зарабатывал четвертной билет, ха-ха.
Читать дальше