Андрей Молчанов - Перекресток для троих

- И ты предлагаешь подняться ко мне, лечь в постель и разбираться в перебоях, переоценивать ценности и сомневаться в правильности сомнений?

- Не обижаюсь, - отвечает. - Это не ты, это твоя тяга к стабильности на меня ощетинилась. Кстати, стабильность - явление чудное. Но - относительно тебя и меня. Только. Такой уж я эгоист.

- Володя... - Слова тяжелые, вязкие, как тесто. Я, ужасаясь, сознаю, что говорю не то, да и... я ли говорю сейчас? - Уезжай! Сегодня это грязно, подло, ты сам потом будешь презирать меня...

Он уезжает. Я знаю: уезжает с надеждой, без разочарования, досады, - и вдруг желаю, чтобы вернулся, остался, и, глядя на скрывающуюся за покатым горбом переулка машину, на его силуэт в морозно осеребренном светом встречных фар стекле, думаю, что запуталась в этой жизни и во всех понятиях о ней на день сегодняшний - окончательно.

И жутко от этого, и смутно до слез и сладкой тревоги, и умереть хочется. И жить, конечно.

ИГОРЬ ЕГОРОВ

Первоначальный замысел заключался в знакомстве с актрисой под личиной репортера. Иного подступа для какого-либо перспективного контакта я не нашел. Далее намечалось связаться с Володькой, заставить его накропать интервью и тиснуть в газетке. Я полагал, что в честь моих бесчисленных услуг отказа с его стороны не последует. План рассыпался, как пирамида бильярдных шаров в начале игры. Все было не так, и все было плохо. Выслушал ее монолог, построенный в пределах конкретной задачи, - будто телевизор посмотрел, не более того; изуродовал крыло "кэдди" - всю ночь потом с ним колупался - и в довершении всего открыл ее знакомство с Крохиным. Его, слава богу, перехватил у театра, нагородив в свое оправдание хрен знает что: дескать, одному из друзей была необходима некая информация и получить информацию можно было лишь этаким, более чем странным образом. Володька хоть и пялил на меня глаза в недоумении, но принял известие просто и выпытывать ничего не стал. Относительно интервью даже одобрил и посоветовал мне попытать удачи на поприще журналистики самому. Ерунда, конечно. Каждый кулик в свое болото зовет. Обещал также свести с Мариной поближе - собраться компанией, посидеть... Я повеселел. А то - что интервью? Ну поговорили. А воз, как выразился баснописец, все там же. Конечно, при встрече здороваться будем или билетик в театр попросить смогу, хотя тут у меня такие возможности - ей самой впору ко мне обратиться. Да и что в театре смотреть? Изображают на арене какую-то жизнь, но не жизнь это, и правды в ней ни-ни. Хотя, может быть, такое мое мнение от того, что я здорово очерствел и стал остро критического склада реалистом. Да и вообще погряз в вульгарном материализме. Раньше хоть книги читал, а сейчас разве фильмец у приятелей по видео поглазеешь, и все. Про какого-нибудь "грязного" Гарри с пиф-паф. Мечтаю, кстати, о собственной видеосистемке.

А она, Марина, дуреха, думала ведь, будто я к ней как к человеку высокого искусства, как к знаменитости! Очень надо! Подумаешь, лирическая героиня! - вагон их. Люблю я ее, вот в чем дело. Я сильный, уверен, человек. А в искусстве - будь то литература, кино, театр, мы в первую очередь ищем между строк и слов самих себя, оправдания и подтверждения собственных слабостей, чем искусство и привлекает. Может, кто-то и подтверждения силы своей ищет. Но мне и то и другое ненадобно, я себя понимаю без комментариев.

А встреча наша все же была событием... Все помню. Ее слова, голос, помню прощание, когда держал узкую ладонь, затянутую тонкой перчаткой, вглядываясь в ее глаза - холодные, прекрасные, серые... Теперь без нее я не мог, но сосредоточиться на данном вопросе препятствовали заботы. В частности приобретенная в комиссионке "Волга", представлявшая готовый к переплавке лом: гниль, ржа, одно название - машина. Когда с папаней ехали из магазина, я на всех парах проскочил через здоровую лужу, и папаню окатило грязью с ног до головы - в полу, подло прикрытая картонкой, обнаружилась обширная дырища. В общем, сплошное разочарование. Купил драндулет и нашел себе горе. Реставрировать этот хлам просто руки не поднимались. Но тут возникла мыслишка. Жил в нашем доме научный работник, владелец свеженькой "Волги", и находилась тележка в одном из гаражей под железнодорожной насыпью. Работник этот, поговаривали, уехал в долгосрочную командировку за границу, а его родственники насчет этой "Волги" не чесались: по крайней мере, гараж каждую зиму был завален снегом, а замки обросли ржавчиной. Подумалось так: угнать, вварить панель с моим номером кузова, движок тоже пока собственный воткнуть, а все оставшееся от моего инвалида сплавить налево через Эдика-я тут обронил ему о видах якобы на новый кузов, и он в момент сыскал купца на старый. Купец давал две тысячи. Вариант.