Андрей Молчанов - Перекресток для троих

Странная штука - автомобиль... Сродни наркотику. И культ его непоколебим, ибо привязанность тут едва ли не органическая... Что означает наша кооперативная суета для тех, кто в нее вовлечен? По сути - удовлетворение духовных, пусть и нелепо, потребностей... С одновременным извлечением материальной выгоды. Идеальный вариант! И я тоже - сознательно и обреченно приношу себя в жертву идолу на колесах, ставшему неотъемлемой частью моего бытия, и отними его - образуется брешь, которую неизвестно чем и заполнить... Дожил! Теперь - о врачевании идола. Сосед мой вызвался устранить повреждения кузова на пару с неким Эдиком, личностью откровенно темной, даже наши ястребы-ремонтники якшаться с ним опасались и хныкали, что жулик, обдирала и сачок. Игорь, впрочем, малый резкий, отважный и в тандеме с этим гангстером от автомобиля главенствовал.

Подхожу к своему боксу. "Жигуль" мой мерзнет на улице, а т" гараже стоит "Волга" старого образца. Под "Волгой" горит свет, звякают ключи.

Со стула поднимается Эдик, человек атлетического сложения. Лицо его светится радостью встречи, и мне протягивается грязная лапа с дешевым перстнем. Я с омерзением в душе и с ответной радостью на лице пожимаю лапу. Даже спрашиваю: как, мол, жизнь?

- Выпьешь - станет легче, - уклончиво отвечает Эдуард, и я, понимая намек, вытаскиваю из сумки проклятую и огурцы.

- Это я... уважаю! - говорит Эдик. - Это - начало! Тут вот халтурец подвернулся, - как бы извиняется он за "Волгу". - Дел еще на минуту. А дальше я ваш слуга.

"А слуга всегда лукав с господином", - думаю я, но замалчиваю эту мысль.

Из ямы вылезает Игорь. Комбинезон, припорошенное мелкой крупой грязи лицо, на шее, на цепочке, - серебряный доллар. Вместо нательного креста, что ли?

- Лакать потом будешь, - говорит он напарнику. - "Волгу" выгоняй, "жигуль" ставь. Крышку багажника сменил? Резак наладил?

- Крышку багажника! - возмущается Эдик, с урчанием залезая в "Волгу". Резак! Я же не могу работать как в мультфильме! Я за шпаклевкой ходил! Воще... горбатюсь как ишак! Хотя чего ишак? Хозяина довез - и стой, домкраться.

"Волга" и мой "жигуль" меняются местами. Игорь моет руки в алюминиевой плошке с соляркой. Эдуард прилаживает к шлангам горелку. Я накрываю газеткой пыльную покрышку, прислоненную к стене, сажусь на нее и приступаю к роли наблюдателя-белоручки.

Начинается работа. Стук, звон - и смятое крыло мало-помалу обретает надлежащую форму. Эдик прикручивает новую крышку багажника, косясь на бутылки. Наполненные, они его раздражают. Но командир суров. Я сижу скучая. Думаю о Марине. Последнее время я очень много о ней думаю. Вспоминаю, как отвез ее в театр, как целовал в машине, в сотый раз краснея за себя: ну наглец, ну дурак нетерпеливый! А... может, и ничего, что так вышло? Может, рассмотреть это дело юмористически? Что за напасть! Я, кажется, втрескался в нее. Глупость, естественно. У нее муж, насколько знаю - не первый, сексуальной озабоченности в ней не замечаю, и наверняка она из тех, кто понимает, что счастье женщины не в авантюрных увлечениях, а в семье, в заботе о ней и в ее упрочении. Интересно, развелся бы я с женой ради нее? Да. Конечно.

- Ну вот, крыло есть, - говорит Игорек. - Шпаклевочки, и все дела. Теперь - панель...

У ворот гаража Эдик ведет торг с хозяином "Волги".

- Полтинничек, мужик, полтинничек, - доносится его развязный бас. - Ты чего? Амортизатор заменили, так? Потом трапецию, так?

Позвонить ей? Допустим, имею право. Дальше? Куда-то пригласить? Куда? В театр? Как же, оригинальное приглашение... В кино? Еще чище! Погулять? Минус двадцать восемь. Ресторан? Пошло, да и денег нет. Домой? С семьей, мол, не желаешь познакомиться? С тещей, там... К Козлу? Бред. В этом прокуренном и убогом логове я сам если и бываю, то после крупных огорчений или диких поддач, когда депрессия и на все наплевать.

- Ну чего, может... полечимся, мужики? - осторожно предлагает Эдик, шпаклюя крыло.

- Только если с закуской, - соглашается Игорь. - А то развезет. Родители в санаторий укатили, жратвы уже два дня нет...

Эдик достает хлеб, лук, колбасу, вскрывает банку с огурцами, ставит рядом с бутылкой стакан и две фаянсовые кружки.

- Только не из кружки, - заявляю я и отбираю у Эдика стакан. - Не могу из чайной посуды.

- Аристократ, - уныло роняет Игорь.

Мы пьем ледяную, с мороза безвкусную, как дистиллят, водку.

- Я вот когда на Дальнем Востоке... - рыгая и морщась, говорит Эдик, мы там спирт из плафонов киряли - посуды не было. Матовые такие плафоны... Ну лампочки где. Чего кружки, плафон! Ого! Литр. Не, два с полтиной. Тара. Да... Спирт теплый - реакция с водой... Песчинки на дне, фуфель какой-то... С души воротит! - И его передернуло от воспоминаний.