Аркадий Карасик: NEXT-3: Венок для Лавра

Увидишь, обязательно повстречаемся, злорадно про себя пообещал Борис Антонович. Тогда я припомню сегодняшнее унижение и сполна расплачусь за него. С процентами.

— Я могу забрать из сейфа кое-что из своих вещей?

В этом ему не откажут, не имеют права! Собственность охраняется законом, она не может быть присвоена другими людьми. В сейфе лежат не носовые платки и старые подтяжки — там хранится тонкая папочка с исписанными листами бумаги. Компромат на всех, включая Кирсанову. Сейчас без него, как без одежды, замерзнешь, заклюют, уничтожат.

Всю свою жизнь Борис Антонович по крупицам собирал эти сведения, анализировал, сортировал. Прочитают бумажки аудиторы, ознакомят акционеров, перешлют в органы — впору повеситься.

Отказала! Будто неведомыми путями проникла в сознание.

— В служебном сейфе ничего вашего быть не должно. Сейф принадлежит покойному Петру Алексеевичу. Ключи официально, по акту не передавались. А если что и найдется ваше, его вам возвратят. С соответствующими извинениями. И то — в том случае, если оно не составит интереса для аудиторов.

Составит, еще как составит, горестно подумал Борис Антонович. И не только одни проверяющие заинтересуются скромной папочкой. Но настаивать на выемке из сейфа «личных вещей» он не решился.

— Давайте, господин, я ожидаю.

Охранник положил руку на плечо «приговоренного». Ему не терпелось выполнить приказ хозяйки, продемонстрировать свою старательность. Хомченко вздрогнул, будто к его рукам поднесли наручники.

— Переобуться можно?

— В смысле? — не поняла Кирсанова.

— В самом прямом — из тапочек в туфли.

На этот раз Борис Антонович не хитрил, он любил работать в кабинете обутым не в жесткие, модные туфли — в удобные мягкие тапочки. Застарелые мозоли не только вызывали боль, но и давили на психику, мешали продумывать важные решения.

— Из тапочек в туфли можно, — усмехнувшись, разрешила Ольга Сергеевна. — Это намного лучше, чем наоборот.

— Намеки у вас…

— С кем поведешься… Только не забудьте прихватить свои тапочки. Как правило, они бывают… с душком.

Огрызаться, тешить свое больное самолюбие не хотелось. Лучше поскорей покинуть кабинет и вообще — территорию компании. Куда он обязательно возвратится победителем.

Хомченко медленно пошел к выходу из кабинета. В правой руке — туго набитый портфель, в левой — злополучные тапочки. Следом — конвоир или тюремный вертухай. Будто подталкивает. Слава Богу, не заставил заложить руки за спину.

Сейчас его проведут по коридорам и лестницам до боли знакомого офиса. Потом — по торговому залу супермаркета, служебным помещениям — к проходной. Так в стародавние времена провинившегося проводили воль строя солдат с розгами в руках. Каждый из них должен нанести удар по исполосованной, кровоточащей спине. Вместо ударов розгами — сочувственные, торжествующие, мстительные взгляды бывших подчиненных свергнутого идола.

Проводив взглядом поникшего помощника покойного отца, Иван повернулся к матери.

— Мама, откуда в тебе такая жестокость? — в вопросе — удивление и горечь.

— Жизнь научила, сынок. С волками жить — по волчьи выть… Прости, Ваня, сейчас предстоит решить множество неотложных проблем. Поговорим дома.

Иван неохотно поднялся. Ему не хотелось откладывать разговор — слишком много накопилось вопросов, еще больше — недоговоренностей, обидных несправедливостей. Что из того, что он — несовершеннолетний? В гражданскую шестнадцатилетние командовали полками, и, ничего, справлялись! А Петр Первый в его возрасте уже был царем!

Ольга Сергеевна поняла переживание сына.

— Подожди, малыш, постарайся понять… Мне плакать хочется, когда из меня делают дуру. Но еще горше видеть, как делают дурачка из умного и доброго мальчика. Как он с удовольствием учится ожесточаться…

— Прости, мама, не я жестокий — ты…

Федечка нервно расхаживал возле двери, ведущей в офис компании. Ерошил волосы, поминутно смотрел на наручные часы. Неужели Кирсанова не справилась со своим хитроумным заместителем по поставкам, неужели ему удалось вывернуться и остаться на прежнем месте?

Этого не может быть, доказательства виновности, несмотря на некоторую слабину, довольно убедительны. Особенно, отказ приобрести пакет акций. Связь с окимовким криминалом не доказуема. Сбыт самопала и наркотиков — тем более. Организация убийства Белугина — слишком туманна.

Остается отвергнутое предложение приобрести акции.