Владимир Тодоров - Пятый арлекин

— Да, я как-то не подумал.

— Дик, ты придумал, как остаться живым в этой ситуации?

— Почти.

— Думай скорее, до воскресенья не так много осталось. А если ты пугнешь Тернера той записью, что я тебе отдала?

— Если бы ты сейчас оказалась на другом конце земли, я бы так и сделал, но первое и единственное подозрение падет на тебя. И тогда за твою жизнь никто не даст и ломаной монеты.

— Ну и пусть.

— Ты не хочешь жить?

— Зачем?

— Это не ответ, Мери. До сих пор ты прекрасно жила, не так ли?

— Лучше бы я не жила. Ты не представляешь, Дик, сколько я насмотрелась и наслушалась, сколько грязи было в этом доме и подлости.

Мери отрешенно смотрела в окно, губы непроизвольно шевелились, будто она продолжала говорить со мной шопотом. Я взял ее за руку и усадил в кресло.

— Мери, не вспоминай, это не принесет тебе радости и облегчения. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— О другом? — Мери усмехнулась, — знаешь, Дик, в жизни всегда наступает момент, когда следует остановиться и подумать: как ты жил и для чего, и следует ли вообще дальше жить?

Я открыл дверцу старинного буфета, Мери сейчас бы не помешали пару рюмок чего-нибудь крепкого. На второй полочке стояло несколько бутылок с коньяком и надменно застыла большая бутылка со смирновской водкой. Я достал бутылку и две рюмки.

— Мери, я спущусь вниз и сотворю пару бутербродов. Не возражаешь?

— Это ты хорошо придумал, Дик, — слабо проговорила Мери, — всю жизнь я кому-то прислуживала. Оказывается, ужасно приятно, когда кто-то ухаживает за тобой. Мне сегодня необходимо выговориться, иначе я умру от страха и тоски.

Я быстро спустился на кухню, отыскал два холодильника и украсил поднос несколькими тарелками с холодными закусками, не забыв пару бутылок содовой воды. Только тогда я обратил внимание на устройство, явно предназначенное для подъема подносов наверх. Нажав красную кнопку, я отправил поднос к Мери, а сам в три прыжка одолел лестницу. Мы поспели одновременно. Я разложил водку и закуску на маленьком столике и подкатил его к Мери.

— Очнитесь, сударыня, кушать подано! Мери улыбнулась.

— Из тебя, Дик, вышел бы прекрасный официант, — она продолжала улыбаться не раскрывая век. Я придвинул второе кресло поближе и разлил водку в рюмки. Мери очнулась от своего забытья и взяла рюмку.

— За что мы сегодня выпьем, Дик?

— За успех.

— Отлично, за это не грех выпить. Я очень боялась, что ты выпьешь за любовь.

— Это будет вторым тостом.

— Не надо, Дик, я не стану пить за чужую любовь.

— Мери, не стоит заживо хоронить себя…

Мери залпом выпила водку, запила содовой и тут же перебила меня:

— Ты еще скажи, Дик, что я встречу достойного человека и у меня с ним все будет хорошо. Ты это хотел сказать в утешение?

— Нет, но продолжать не стану.

— Правильно сделаешь. Давай выпьем еще по одной.

— Давай. — Я снова налил в рюмки водку.

— А теперь слушай внимательно, Дик. Не думай, что мысли о смерти пришли ко мне только сегодня или вчера. Я давно думала об этом, а когда встретила тебя, мне вдруг показалось на мгновение, что в моей жизни появился смысл. Мне так захотелось спасти тебя, я ведь знала, для чего поселяют людей в этом доме.

— Как?! — не удержался я, — так этот особняк служит для убийств?

— Не только, но убивают тоже. У меня глаз наметанный: я сразу предположила, что тебя собираются убить. Не знала точно, но была уверена.

— И многих убили в этом доме?

— При мне двоих.

— И ты принимала участие в убийстве?

— Что ты, Дик, конечно же нет, но знала… И не вижу большой разницы. Я конченый человек, Дик. Я думала, если ты меня полюбишь, я смогу выскочить из этой ямы, но переоценила свои силы: мне уже никто не может помочь. Я чересчур презираю себя, чтобы жить. А если я что-нибудь вобью себе в голову, то это навсегда. Не думай. Дик, что это из-за тебя я не хочу жить. Даже если бы ты обещал мне свою любовь, я бы не смогла ее принять… Одна счастливая ночь — этого достаточно, мне больше ничего не нужно. Я бы не выдержала счастливого года. Представляешь, триста шестьдесят пять дней и все счастливые… От одной мысли можно сойти с ума…

— Когда тебя нашла эта свинья, Тернер? И как?

— Как, — усмехнулась Мери. — Плесни еще, Дик, — Мери явно хотела напиться и забыться хотя бы на время. Она выпила волки и откусила хлеба с кетовой икрой. — Самым обыкновенным образом. Это случилось два года назад: я крепко влипла в одну историю. Я танцевала в Дортинге в одном кабаре, да-да, не смотри на меня так. Это я сейчас набрала лишних пять килограммов, а тогда я действительно смотрелась как Мерилин Монро в годы своего триумфа. Я выходила с большим веером и танцевала аргентинское танго. У биржевых дельцов, когда они смотрели на мои взлетающие юбки, отвисали золотые челюсти. Отбою от поклонников не было. Случалось, что кому-нибудь я оказывала предпочтение, жить-то надо было, не на мои же гроши. Хотя, это не объяснение — всякий слабый или порочный человек всегда найдет причину, чтобы оправдать свою слабость и порок. Вот и я тоже, пытаюсь объяснить свои поступки нелегким материальным положением.