Татьяна Моспан - Партия в преферанс

Разговор шел о нем, о Косте и вел его Леонид Сычев, местный милиционер по прозвищу Лоскут.

- Это что за кент?

- К Василию Доронькину приехал. Вроде из Москвы.

- А ты откуда знаешь?

- Говорят, - уклончиво сказала женщина.

- А звонил кому?

- В столицу. И вчера, и сегодня.

- Он и вчера звонил?

- Да, только по другому телефону.

- Все-то ты, Ксюха, знаешь, - Леонид, перегнувшись через невысокий деревянный барьер, притянул женщину к себе.

- Пусти, увидит кто, - вяло сопротивлялась она.

- А тебе какая забота, мужа нет, синяков не наставит.

- Меня твоя Галина и так на каждом углу позорит. Орет, что проходу не даю. А мне больно-то надо за чужие грехи отвечать. У тебя таких, как я, в каждой деревне...

- Ну, не в каждой, - ухмыльнулся Ленька.

- Отстань, говорю.

- Да что ты все отстань, да отстань, недотрога какая, - Сычев запустил руку под кофточку. - Сегодня к тебе загляну на чаек. Не прогонишь?

- Ага, как в песне поется, приходи, мол, на чаек, выпьем водочки.

- И водочки можно. Кто нам мешает?

- Ох, Ленька, допрыгаешься. - Ксения вырвалась из цепких рук и опустилась на стул.

- Ксюша, кому этот фраер вчера звонил, случайно не слышала?

- Слышала. Он вчера по моему телефону разговаривал, в кабинке связи не было. Славику какому-то.

- Славику? - красная морда милиционера напряглась. - Это какому же Славику, уж не Доронькину ли?

- Не знаю.

- А говорил что?

- Не прислушивалась я.

- А все-таки?

- Говорил, что кто-то приехал. Спрашивал, когда тот здесь появится. Еще места нахваливал, - улыбнулась женщина. - А какие здесь места? Самые обычные. Грязь да скука.

Хлопнула дверь. Сычев мгновенно выпрямился и, придав лицу значительное выражение, обернулся.

В помещение вошла бабка Дарья в темном платочке, та самая, что недавно честила Леньку Сыча на весь автобус.

- Мне бы телеграмму отправить.

Ксения сделала вид, будто старательно пересчитывает деньги. Лишь немного растрепанные волосы и заливший щеки румянец напоминали о посягательствах Сычева.

Бабка Дарья все поняла правильно, её неодобрительный взгляд остановился на распахнутой кофточке.

Сыч, подмигнув Ксении, чтобы помнила уговор про вечер, направился к выходу. Ему эта старая ведьма ничего в глаза не скажет. Он при исполнении служебных обязанностей, Ксюхе вот, наверное, сейчас достанется.

Он не ошибся. Едва за ним закрылась дверь, бабка Дарья принялась стыдить женщину.

- На кой тебе сдался этот кобелина, опомнись. Сын растет, перед ним стыдно.

- Да что вы все меня достаете, это нельзя, то нельзя. Живу, как хочу!

- Да ладно бы кто другой, а то этот... Хуже его и мужика-то нету.

- Много вы все понимаете, - огрызнулась Ксения.

- И понимать нечего, нет мужика, и этот не мужик.

- Где же хорошего взять? Они все давно при деле. Хороший от жены не побежит. На весь поселок три с половиной мужичонки незанятых осталось, да и те пьют.

- Пьют, окаянные, - вздыхала бабка.

- Я ведь ещё молодая.

- И, милая, я весь век без мужа прожила. Как с войны не пришел, так и жуву одна.

- А чего хорошего-то?

- Хорошего мало, - согласилась старуха. - Только Леньку твово, чует мое сердце, скоро попрут из милиции. Он только этим и жив, должностью своей. Как же - власть, что хочу, то и ворочу. Они, Сычи, все такие. Батька самого Егора немцам служил, его сослали после войны, так в Сибири и сгинул.

- Ну, если всех родственников вспоминать, кто когда сидел... - отмахнулась Ксения.

- Ты рукой-то не маши, - обиделась старуха. - Кто, может, и зря сидел, а папаша Егорки за дело. Помню, как из-за него людей в бане пороли, да шкуру спускали.

Телефонистка насупилась, но бабку Дарью не пербивала.

- Ладно, дело прошлое, только у них весь корень гнилой. Раньше семейство в Ежовке проживало, потом, как деревню под снос, сюда перебрались, на центральную усадьбу. С Егоркой Сычем, батькой Леньки, не каждый мужик в деревне здоровался. Его скопидомом называли, да ещё пауком зловредным. А уж завистлив... У него любимая поговорка была. Что такое счастье? Это не когда у тебя есть корова, а когда у соседа корова сдохла.

- Баба Дарья, вы то откуда все знаете?

- Знаю, - улыбнулась старушка. - От людей ничего не скроешь. Думаешь, никто не видит, как Ленька браконьерам да ворам потворствует? Подожди, его ещё потянут... Не зря и прозвище дали - Лоскут. Говорят, в детстве так обозвали.

- За что? - вырвалось у Ксении.

- Не помню толком. Крохоборничал, видать, вот и наградили. У нас зря не назовут. Его ещё Сучонком называли. Не вяжись ты, девонька, с ним, не вяжись. Может, найдешь себе кого.