Татьяна Моспан - Партия в преферанс

Бабки, ковырявшиеся в огороне весь световой день, заслышав ор, разгибали спины и, приложив ладошку козырьком, смотрели в сторону вязов. Опять нечистая кого-то шута на деревья занесла.

Хорошо, если парнишка успевал кубарем скатиться вниз и убраться подобру-поздорову. Грачи - птицы незловредные, не то что вороны, пацана не преследовали. Но горе было тому, кто, замешкавшись, не решался спрыгнуть с дерева, тогда - беда. Могли по голове крепко долбануть, а то и глаз выклевать, особенно во время выведения птенцов.

В колонии царил образцовый военный порядок, как в казарме. Колька сам несколько раз видел, как грачи изгоняли из своей вотчины более крупную птицу, осмелившуюся поживиться яйцами. Только пух и перья летели. После разборки долго ещё стоял над деревней шум, это горланили отдельные птицы, перекличку устраивали, словно проверяя боеспособность всех подразделений.

Место, где раньше стоял бабушкин дом, Николай определил по растущему дубу. Раньше небольшой был дубок, а теперь вымахал, не узнать. Дубы по тысяче лет живут, если люди их не срубят.

Першин прошел из конца в конец бывшую деревенскую улицу и сразу определил, что человек сюда время от времени заглядывает. Трава на ровных лужайках была аккуратно выкошена. Под красавцами вязами стоял потемневший от дождей стол с двумя скамьями. Валялись старые проржавевшие ведра, треснувший чугунок. Наверное, полеводы стоянку себе устроили, догадался он.

А вот грачей не было. Николай, задрав голову, разглядывал верхушки деревьев. Ни птиц, ни их гнезд. Странно, подумал он. Людей отсюда выселило начальство, сочтя деревню неперспективной, но почему исчезли птицы?.. Казалось, что они здесь поселились навсегда.

Он присел на необструганные доски скамьи. Густые ветви вязов, образовав зеленый шатер, загораживали от лучей солнца. Сидеть в прохладе было приятно и немного грустно. Почему-то сейчас не хотелось думать о деле, которое привело сюда. Впервые за последнее время он почувствовал себя хорошо. Родная земля словно подпитывала, придавала силы, он сидел как путник, обредший наконец покой, в ладу с собой и со всем миром.

Справа, со стороны полузасохших деревьев, образовавших неприступную чащобу, послушалось легкое пощелкиванье.

- Та-та-та, - зачастил кто-то, словно ругался на нежданного гостя.

Николай поднял голову.

Птица с белой полоской на боку и строгим черным хвостом с любопытством смотрела на него. Сорока, узнал он и продолжал сидеть, не двигаясь. Она опять застрекотала, а потом слетела на землю и стала как-то боком перепрыгивать с места на место.

Он осторожно, стараясь не делать резких движений, открыл одной рукой сумку, отщипнул кусочек белого хлеба и положил его на стол подальше от себя.

Сорока явно заинтересовалась. Николай помнил с детства, что это очень любопытная птица, пока не разберется, что к чему, ни за что не отстанет.

Он продолжал неподвижно сидеть на скамье. Первой не выдержала сорока. Уяснив, что со стороны пришельца ей ничего не грозит, она, сделав ещё два три прыжка на земле, скакнула на стол и, косясь на всякий случай на Николая, долбанула крепким клювом угощение. Одобрительно крикнув, она, подхватив кусок хлеба, взмыла с ним вверх.

Тут же из кустов раздалось ещё одно стрекотанье. Оказывается, за событиями все это время следила вторая птица.

- Тра-та-та, - тряся хвостом, ревниво начала она выговаривать более ловкой и смелой добытчице. Дескать, что ж ты, разжилась куском и помалкиваешь.

Сороки, выяснив отношения, сообща принялись клевать хлеб, уже не обращая внимания на Кольку.

Самостоятельная птица, умная, изобретательная, но скандальная. Бабушка говорила, если услышишь, что сорока стрекочет, значит, быть ругани или скандалу. К тому же, воровали они все, что плохо лежало.

Николай улыбнулся, припомнив, как парочка сорок по очереди таскала еду из миски соседского кобелька. Одна отманит песика подальше от будки, а другая клювом орудует. Наглые, сил нет. Каждый день пса объедали, а он только выл от злости, жалуясь хозяевам. Сычев сорок-воровок даже из ружья пытался бить за проделки, украли они у него что-то, да только где ему... Птица ловкая, смелая.

Улыбка сама собой сползла с лица, едва подумал про Сычевых. Вот кого напоминал ему мордастый парень - Сычева. Выходит, это и был Ленька Сыч по прозвищу Лоскут. Как это он сразу не догадался?..

Умиротворенное настроение мгновенно улетучилось. Першин меньще всего хотел, чтобы Ленька Сыч знал о его появлении в Родоманове и Ежовке.