Татьяна Моспан - Партия в преферанс

Не обошли вниманием и железнодорожную станцию, допотопное сооружение с зальчиком, где стены с жалкими плакатами и неудобные лавки были до того неопрятны и засижены мухами, что пассажаров, маявшихся в ожидании поезда, могла загнать сюда лишь злая непогода. В зальчике всегда скверно пахло.

Возле знания флегматично жевали свой законный клок сена лошади, хозяева которых то ли встречали, то ли провожали пассажаров. Жизнь текла неторопливо, как и везде в таких городках.

Станцию перестроили в первую очередь. Как же, врата города, люди едут, а тут такое, прости, Господи, позорище. Лошади с телегами исчезли сами собой.

На перроне поставили памятник Юрию Гагарину, небольшой бюст на постаменте. Рядом радовали глаз нарядные клумбы, с которых летом милиционер регулярно гонял бездомных собак, пытавшихся устроиться в цветнике на ночлег.

Словом, повсюду, где только можно, был наведен лоск. Потом энтузиазм стих сам собой. Нью-Васюками Гагарин не стал, и большим амбициям уездного городка не суждено было сбыться.

В то время, как в самом городе разворачивалась всесоюзная стройка, быт окрестных деревень и сел изменился мало.

Колька помнил, как они таскались из Ежовки в центральную усадьбу Родоманово и выстаивали там очереди за хлебом. Шли загодя, чтобы купить громадные неподъемные буханки черного, которые почему-то продавали на вес. Выпекали его в местной хлебопекарне, где постоянно что-то ломалось. Магазин никогда не открывали во время. Ребятишки, занявшие очередь, успевали поиграть во все игры, прежде чем появлялась недовольная продавщица и начинала громыхать пудовыми замками.

- Больше пяти буханок в одни руки не отпускаю, - властно командовала она, окинув взглядом очередь.

С ней никто не спорил. По пять, так по пять. Для большой семьи этого количества на два дня не хватало.

Потом той же шумной компанией шли назад, в Ежовку: ребятишки впереди, старухи тащились сзади, рассуждая о жизни.

- Клуб новый строить собираются.

- Не клуб, а дом культуры.

- Лучше бы пекарню отремонтировали...

Молодежь подшучивала над старухами: эх, темнота, ничего в современной жизни не понимают!

...Першин остановился перед зданием станции. Как давно здесь не был! Все новое, незнакомое, совсем не такое, каким запомнил с детства. Еще, бы, столько лет прошло. Он вдыхал незнакомые запахи, словно хотел опять почувствовать себя, как в те далекие годы.

- Мужчина, ну что же вы! - недовольно окликнула его пассажирка, видя, что он внимательно разглядывает станционное здание. - Нашли на что любоваться.

- Коля! - раздался откуда-то сзади другой голос.

Он оглянулся.

Прямо на него шла стройная женщина в строгом темном костюме с гладко зачесанными волосами. В первый момент он не узнал её, до того чужой и неприступной выглядела направлявшаяся к нему дама.

- Вы...ты - Вера? - смешался он.

- Здравствуй, - просто сказала она и суровое выражение лица исчезло. - Я тебя сразу узнала. А это... - Вера вопросительно взглянула на стоявшую тут же попутчицу.

- Пассажирка с поезда, - дамочка в цветастом платье, оглядев Веру с ног до головы, решительно подхватила свои сумки и зашагала прочь.

Николай почувствовал неловкость.

- Не ожидал, что встретишь. Я ведь не сказал, с каким поездом приеду. Как ты догадалась?

- В это время два поезда идут, а потом до утра ничего нет.

Николай слушал негромкий спокойный голос уверенного в себе человека. Неужели это та самая Верка, которую помнил маленькой, и как тогда говорил, сопливой девчонкой? Дочь тети Любы была на три или четыре года моложе его.

Стоящая перед ним взрослая женщина ничем не напоминала маленькую скуластенькую Верочку. Не походила она сейчас и на ту молодую женщину, скованную и пугливую, которая приезжала к ним в гости вместе с Любовью Ивановной. Та Вера смотрела так, точно ожидала от него какой-то гадости или подвоха. Эта, появившаяся на ночном перроне, держалась совершенно по-другому.

- Вот я бы тебя точно не узнал, - невольно вырвалось у него.

- Пойдем, время позднее, автобусы редко ходят.

Им повезло, ждать пришлось совсем недолго.

В неярко освещенном салоне автобуса Першин видел лицо Веры. Правильный овал, глаза, при разговоре смотрящие прямо на собеседника, и не допускающие при этом ни тени кокетства, ни малейшего намека на возможный флирт. Никаких украшений, лишь в ушах маленькие сережки-капельки, которые нежно прикасались к открытой стройной шее. Светло-русые волосы были стянуты в тугой пучок на затылке. Молодая женщина ничем не напоминала Николаю тех женщин, с которыми доводилось общаться. И дело было не только в манере вести себя.