Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам

- Мне моя работа нравится. Но я о другом. Из благодарности я пошла в милицию. Как матери, ей благодарна.

Э-эх, - она вздохнула. - Коли б не милиция, не знаю, кем бы сейчас была Сима Ищенко. Война, Игорь Андреевич, она сколько сирот да душевных калек оставила? Большинство людей, конечно, нашли свою дорогу в жизни. А я, глупенькая, напуганная девчонка, в пятнадцать лет осталась одна в чужом городе, без копейки, без хлебной карточки.

Поверите, единственное платьишко, кофтенка да мужицкие драные сандалеты... Дело теперь прошлое, а я ведь чуть не сбилась, едва под откос не полетела. Заманили в одну компанию. Накормили. Помню, за сколько дней хоть раз досыта поела. И меня сразу на дело потащили. Видят, глупенькая, доверчивая. А должна я была "в дурку сыграть".

Сейчас поясню. Один из пацанов, какой пацан, дылда здоровая, Жиганом прозвали, по кинофильму, помните? Так этот Жиган выхватывает у кого-нибудь сумку, у женщины, конечно, - и тягу. Я, будто бы посторонняя, погоню на ложный след должна направить. "Сыграла я в дурку", да, видно, не так, как надо. Сцапали Жигана, а женщина, пострадавшая, показала милиционерам какую-то книжечку, взяла меня за руку и повела. А я реву, слезы по щекам размазываю. Смотрю, привела в дом. К себе... Оказалось, она сама старшина милиции. Короче, успокоила, расспросила обо всем. Конечно, у ней глаз наметан, наверное, был... Жизнь мне спас этот человек. На первое время она поселила меня у себя. Семья большая, да еще эвакуированные... Ох, времечко было. Можно сказать, она мне вторая мать. Во всем хотелось походить на нее. Я выросла уже, стала самостоятельной, специальность рабочую получила. Говорю ей:

"Пойду в милицию, хочется очень". Она мне: "Сима, милая, работа наша трудная. Ты девушка симпатичная..." Это я не для красного словца, Игорь Андреевич, так она и сказала. Конечно, какие теперь мои годы, для женщины - солидные. Так вот: "...Милиция требует всего человека. Справишься ли?" Говорю: "Конечно". Молодость, все мне нипочем. "Тогда иди", - говорит. Пошла... А с ней мы переписываемся. Она на пенсии уже. В Перми живет. Всю жизнь отдала милиции. Вот и я по ее стопам пошла.

- Не жалеете?

- Сейчас посмотришь, как будто и нет другой работы, что пришлась бы мне по душе. И муж мой первый - тоже в органах внутренних дел работал. Погиб... При исполнении служебных обязанностей. Награжден посмертно.

- А второй? - не удержался я.

- Совсем из другого теста. - На ее лице мелькнула веселая усмешка. Краснодеревщик. Вообще, золотые руки.

С художественной, говорят, жилкой. В комбинате работает.

Хорошо, на дому. А то как бы с такой оравой справлялся?

Да еще - мой подкидыш. Вот так, Игорь Андреевич, - заключила Ищенко. Могла поломаться моя жизнь, да не поломалась. Все есть. И работа, и дети, и семья. - Она поднялась. - Заговорила я вас. Пойду.

- Нет, что вы, мне было очень интересно...

- Вы все-таки прилягте. Надо поспать. А то я со своими разговорами... Отдых голове требуется...

Да, отдых мне требовался. Но ничего из этого не получилось.

Едва я снова прилег на постель, пожаловал директор совхоза. Емельян Захарович, видимо, считал себя обязанным справиться о моем здоровье. Вообще, во всех моих делах (то, о чем он мог знать и что входило в его сферу влияния) Мурзин старался максимально поддержать меня.

В кабинете главного зоотехника появились новые шторы и журнальный столик с парой кресел. Последнее, очевидно, для милых, конфиденциальных бесед. Я ничего не сказал директору. Все разговоры мои здесь конфиденциальные и, увы, мало приятные для собеседников. И меня. Но обижать заботливого хозяина не принято нигде. Правда, на приглашение отобедать у него дома я вежливо отказался.

Пойдут разговоры, пересуды. Хватит неприятных (и совершенно необоснованных) слухов о следователе, что вел дело до меня. Может быть, Мурзин обиделся. Но что поделаешь, такая моя работа...

Директор выразил мне сочувствие. Порекомендовал несколько сугубо научных и несколько народных (на выбор)

средств быстрого и безболезненного освобождения от недуга.

Я поблагодарил и сказал:

- У моего лечащего врача такой взгляд: нелеченая ангина проходит аж за семь дней, леченая - всего за неделю.

Емельян Захарович скромно, но басовито посмеялся.

И, чтобы все-таки выдержать официальный тон наших отношений, попросил:

- Я понимаю, Игорь Андреевич, вам надо со многими людьми видеться, но нельзя ли так, чтобы не в ущерб производству?

- Помилуйте, Емельян Захарович, не упомню, чтобы навредил чем-нибудь... Да и уборочная у вас, судя по сообщениям радиоузла, - я показал на тихо звучащий приемник, - идет хорошо.