Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

Он улыбнулся:

— Раньше делали. Теперь — из стали. Я этого красавца сразу узнал, по металлу. Не знаю, насколько вы в курсе того, что творится на Кубе, но после развала СССР кубинцы лишились поставок стали. Продолжают клепать Стечкиных из латуни.

Я кивнула, хотя мне далеко не все ясно. Мое служебное оружие — стандартный китайский револьвер. Пистолет Стечкина я никогда раньше не видела.

— Так все-таки откуда этот пистолет, то есть кого такими вооружают? — спросила я.

— По-моему, их было изготовлено всего около двух тысяч штук. Могу, конечно, проверить по справочнику. Насколько я знаю — а если я чего-то не знаю, так это и знать не стоит, — это для КГБ, для кубинского КГБ, или как оно там у них называется.

— ГУВБ, внутренняя безопасность, или ГУР, тайная полиция Рауля Кастро.

— Да, что-то в этом роде. Откуда он у вас?

Комната начала кружиться, стены сближались.

Поднялась со словами:

— Мне пора. Пистолет можете оставить себе. Мне он не нужен.

Мистер Джонс покачал головой:

— Он принадлежит вам.

Хорошо. Сунула его в рюкзачок, можно о нем забыть.

Спасибо-спасибо. До свидания. Даже пожелания удачи.

Вышла из дому, вдохнула холодный воздух.

Что бы это могло значить?

У отца шпионский пистолет. Неужели подсылали к нему убийцу, а он выжил и завладел пистолетом? А может, сам был шпионом?

Нет, ведь на него охотились. Потому-то он и назвался Суаресом и хотел, чтобы его принимали за мексиканца. Или украл этот пистолет в Гаване? Купил? Убил кого-нибудь? Сколько же он готовился к исчезновению с Кубы? И что же все-таки произошло в тот день, когда мы были в Сантьяго?

Слишком много вопросов. Мозг перегружен.

На хрен все это. Надо ехать.

Я села в машину, включила фары и вернулась в город.

Гора Малибу. Олд-Боулдер-роуд. В домах Круза, Уотсона и Тайрона темно.

А у Юкилиса окна светятся.

Я остановила машину и выключила фары.

Ждать… Ждать… Ждать.

Снег перестал. Выглянула луна. Мимо проехала машина.

Черт возьми! Не сидеть же здесь всю ночь.

— Подожду полтора часа в мотеле и тогда вернусь, — сказала я себе и поехала вниз по склону.

Въехав на стоянку мотеля, увидела Пако. Он стоял, скрестив на груди руки. Поверх футболки и широких трусов наброшено пальто, во рту сигарета, ноги босы. Он был в ярости.

Опустила стекло у переднего пассажирского сиденья.

— Франсиско, ты спятил, простудишься, иди домой, — сказала я тоном старшей сестры.

Он подошел к «ренджроверу»:

— Мне не холодно. Ты куда?

— Пако, это мое дело.

Он мотнул головой:

— Нет, не только твое. Это наше дело. Мы заодно.

— Идиот никарагуанский! Не понимаешь, во что ввязываешься!

— А по-моему, это ты не понимаешь. — Он просунул руку в окно, попытался вытащить ключ зажигания.

— Пошел ты! — заорала я, отталкивая его руку.

— Выходи из машины! — прошипел он.

— Ты кем себя возомнил?

— Я просто не хочу увидеть твой труп! Вылезай из машины.

— С какой стати мне тебя слушаться?

— Во-первых, ты не знаешь, что у Эстебана поменялись планы, — сообщил он, немного подумав. — Он возвращается завтра к семи утра и, можешь не сомневаться, заметит, что машины на месте нет. Вызовет полицию. Сколько тебе нужно времени? На всё?

Два часа дорога до озера. Час на допрос. Два часа обратно. Не успею. К моему возвращению полиция уже будет искать угнанную машину.

— Mierde, — вырвалось у меня.

Пако кивнул:

— Дай мне одеться. Отвезу тебя к его дому.

— И что это даст?

— Сможешь взять машину Юкилиса, — ответил Пако, по-волчьи скаля зубы.

Он все просчитал. Я его недооценивала. В чем еще я ошиблась?

— А что, об угоне его машины никто не заявит? — спросила я.

— А кто? Сам Юкилис будет ехать в багажнике туда, куда ты его повезешь. Можешь оставить у него на кухне записку: «Поехал кататься, вернусь к полудню» или что-нибудь в этом роде… Так?

— Так.

— Хорошо, подожди здесь. — Он помчался наверх надеть джинсы, свитер и ботинки.

Я перебралась на пассажирское сиденье.

Решено.

Что бы он дальше ни говорил, со мной ему не ехать.

— Ты не поедешь со мной, — произнесла я ровным голосом, когда он возвратился.

— Почему?

— Это дело личное. К тебе отношения не имеет. И… и я хочу сделать все сама.

Он молчал.

— Слышал, что я сказала?

Он повернулся ко мне, посмотрел в лицо. Кивнул. Медленно.

— Слышал и понимаю, почему ты так говоришь, — ответил он.

Я почувствовала, что далее последует «но», и спросила: