Владимир Безымянный - Смерть отбрасывает тень

Марина с удовольствием выполнила просьбу сына, незаметно подмигнув Голикову - мол, обрати внимание, хак полезны для детского организма длительные прогулки на свежем воздухе. На что тот ответил жестом, который означал примерно следующее: "Ничего не поделаешь, сам вижу, но обстоятельства!"

Переговорив друг с другом жестами и мимикой, каждый занялся своим: Миша громко пил компот, Марина убирала со стола грязную посуду, а майор погрузился в путаницу размышлений: "Так-так... Значит, нашли паренька, которого старушка Марья Ивановна встретила возле своего дома. Плохо, что задержали его еще вчера вечером, а опознание произвели только сегодня утром... Вечные, ничем не оправданные нарушения. Хорошо еще, что Березина сразу его опознала. А паренек-то раньше был судим за соучастие в краже, а с судимыми обращаются известно как. Так сказать, граждане второй категории, ради которых соблюдать закон вовсе не обязательно... И все-таки придется повторно вызвать Селезнева, Леонова и прочих... Закон должен быть для всех одинаков... И с условной помощью Конюшенко, как ни печально, а придется согласиться..."

- Так что там у тебя за новости? - перебила его мысли Марина.

- Ты же обещала, Мариночка, что никогда не будешь спрашивать меня о работе.

- Ох, я опять нарушила конвенцию, - улыбнулась она.

Голиков поднялся, на минутку привлек к себе жену, и, словно извиняясь, шепнул:

- Пока ничего не ясно.

- Можно подумать, что ты всегда охотно делишься со мной, когда даже все ясно, - отпарировала Марина.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Острая обида и недоумение расслабили крепко сбитое молодое тело Виктора Никулина. Плечи его безвольно опустились. "За что?.. Почему я здесь?.. Почему он мне не верит? - он сел на лавку, свесив круглую, коротко подстриженную голову. - Я же честно рассказал, что действительно видел старуху и даже предлагал ей поднести сумки, но она сама отказалась... Обидно, что Тоня будет ждать сегодня вечером, а я здесь торчу... Но в чем меня обвиняют? Что они от меня хотят?.. Должен следователь сказать... Правда, я от кого-то слышал, что обвинение предъявляется в течение десяти суток, а на сегодня только сутки прошли..."

Виктор Никулин находился в комнате для задержанных Московского райотдела со вчерашнего вечера. Водворил его сюда районный участковый.

Целую ночь камера наполнялась задержанными, в основном это были пьянчуги, попавшие за разную мелочь: матерную брань в людном месте, драки и прочее. Виктор старался избегать разговоров, но волей-неволей вынужден был слушать их косноязычный бред. Лавки, а их в камере было две, были донельзя засаленными, но бороться со сном сидя не хватило сил, и он, стянув с себя голубую куртку, сделал из нее изголовье и улегся на жесткие вонючие доски, время от времени переворачиваясь с боку на спину. Глаза были закрыты, но сон не шел.

Утром он начал старательно приводить себя в порядок. Отряхнул брюки и безуспешно пытался разгладить смятую куртку, служившую ему подушкой...

Сейчас Никулин находился в камере один. Еще рано утром каждый из задержанных получил свое. Начальник райотдела построил их в дежурной части и определил дальнейший маршрут. Большинство отвезли в суд, кого за пятнадцатью сутками, кого за штрафами. Никулина следователь повел к себе в кабинет, где уже сидели двое ребят, совершенно не знакомых Виктору.

Усадив всех троих под стенку, следователь предупредил, чтобы сидели молча, пока он сам не заговорит с ними. Потом подошел к двери и, просунув в нее большой хрящеватый нос, что-то сказал, и тотчас в кабинет вошла старушка, которую Виктор узнал, но никак не мог припомнить, откуда она ему знакома. Следователь спросил, не знает ли она кого-либо из сидящих здесь. Старушка внимательно осмотрела каждого, пожевала губами и отрицательно покачала головой. И дернул же Виктора черт спросить, не узнает ли она его. Старуха оживилась, подошла к нему поближе и, долго не раздумывая, указала на него... Откуда же ему было знать, что его и после этого не выпустят. Вины за собой он никакой не чувствовал, но поневоле мучительно копался в памяти, стараясь припомнить, где и когда встречался со старушкой... Бесполезно. Его попытки здесь, в камере, трезво разобраться во всем перекрывала назойливая мысль, что он так и не встретился с Тоней и что она может подумать...

Наконец лязгнул замок, открылась обитая железом дверь, и в камеру вошел широкоплечий мужчина в штатском. Уставившись на Виктора темными, спокойно-наглыми глазами, он глуховато спросил: