Софья Ролдугина - Кофе со льдом

«Неужели не понравилось?» — пронеслось у меня в голове.

Я растерянно оглянулась на сестру Марию и тихонько спросила у нее насчет Норы.

— Не нравится? — переспросила монахиня и украдкой вздохнула. Взгляд ее, брошенный на меня, был далек от одобрительного. — Что вы, леди. Просто дети у нас очень… неизбалованные. Многие из них никогда не ели таких сластей. Конечно, мы стараемся кормить воспитанников хорошо, но сами понимаете, если встает вопрос, что купить, лишнюю теплую юбку для девочки или эклер, корзину рыбы для супа или шоколадку — выбор всегда будет не в пользу сластей. Поэтому я не удивлюсь, если кто-то из детей захочет припрятать часть угощения. Ведь его потом можно будет съесть и растянуть удовольствие. Или обменять у друзей на услугу или какую-нибудь вещь… Не знаю, смогу ли я вам объяснить, почему, но…

— Не стоит, — опустила я глаза. — Я… все понимаю. Сестра Мария, а на что живет приют?

— В основном на пожертвования, — ответила она, наблюдая за ребятишками.

Мадлен, сидевшая напротив нас, жестами объясняла Бриджит, как правильно есть слоеные пирожные — с помощью десертных ножа и вилки, и учила держать чашечку с чаем — подушечками большого и указательного пальцев — на верхнюю часть ручки, слегка согнутый средний — под ручкой, мизинец и безымянный прижать к середине ладони. Бриджит хихикала и уже нарочно прихлебывала чай с неприличным шумом, обхватив чашку двумя ладонями.

— Но жертвуют, насколько я понимаю, не так часто, как принято думать?

— Совершенно верно, леди, — подтвердила монахиня и нахмурила тонкие седые брови. — С деньгами люди расстаются неохотно. Конечно, есть и добрые люди, но как правило, желание помогать редко сочетается с большим капиталом. К тому же наш приют… — Она прерывисто вздохнула. — Приятно помочь красивым и умным девочкам в белых фартучках, воспитанницам приюта Святой Генриетты. Или, например, облагодетельствовать сиротский хор при храме Сошествия… Но помогать тем, кто уже своим рождением принес матери горе, кто родился напоминанием о кошмаре насилия… Нет, мало охотников заниматься благотворительностью в приюте Святого Кира Эйвонского. Поэтому мы живем на церковные пожертвования, на редкие подарки от случайных благодетелей — и за счет старших воспитанников. У нас принято до двадцати лет отдавать половину заработка приюту; исключение составляют лишь те, кто сам женился и завел детей.

— И многие помогают?

— Больше, чем можно подумать, — улыбнулась монахиня. — Вот взять того же Эллиса Норманна. Уж на что был хулиган, я с ним сладить не могла — то поколотит кого-то из уличных под видом восстановления справедливости, то наловит голубей и отправится торговать ими на рыночную площадь, то сбежит, якобы чтоб стать моряком и отправиться в кругосветное плаванье… Эх! — покачала она головой, вспоминая проказы Эллиса. — Однако он оказался на удивление благодарным воспитанником. Уже много лет Эллис отдает все свое жалование приюту, а сам умудряется жить на пять-шесть хайрейнов в месяц…

В груди у меня кольнуло.

Так вот почему он всегда ходит в обносках… И вечно голодный… Святая Роберта, а я еще возмущалась его привычкой торговаться и экономить на всем!

— Ох, а вот и он! — вдруг сказала сестра Мария. — Легок на помине!

— Кто? — не поняла я поначалу, но почти сразу же оглянулась — и увидела, что в дверях стоит Эллис, собственной персоной.

Я отвела глаза. Встречаться с ним взглядом сейчас было выше моих сил. Ох, пусть только Георг попробует еще хоть раз назвать Эллиса «нахлебником»!

— Какая удача, я как раз успел к обеду! — жизнерадостно объявил детектив, проходя к столу и усаживаясь рядом с Лайзо. — Хм… А уже что, десерт? Какая досада, я совершенно не люблю сладкое, — причмокнул он с фальшивым сожалением. — Сестра Мария, а у вас каши не найдется случайно? Помню, в мои годы вы подавали что-то такое сопливое, несъедобное… Ух, прямо ностальгия замучила!

«Не хочет объедать воспитанников», — догадалась я. Конечно, они ведь прежде не ели таких пирожных, у них каждое на счету, а Эллис может утолить голод и кашей.

— «Сопливое»? «Сопливое»?! — грозно повысила голос сестра Мария. — Как ты можешь так отзываться о пище, ниспосланной нам щедрыми Небесами! И, в конце концов, это просто неуважительно по отношению к кухарке, а ей уже, между прочим, семьдесят девять лет. Делаю тебе замечание, Эллис.

— Что, и в угол поставите? — оживился он.

Среди воспитанников началась эпидемия хихиканья.