В какой-то миг Сенатор с ужасом почувствовал, что он сам невольно перевел разговор в допрос. Шубарин заметил это. И оба моментально вспомнила свою первую встречу в кабинете Сухроба Ахмедовича, где хозяин тут же попал под влияние Шубарина, хотя тогда ситуация была явно на стороне Сенатора, а точнее, Артур Александрович был у него в руках, он тогда не сумел воспользоваться случаем, и сейчас чувствовал, как упустил инициативу. Шубарин ощутил растерянность гостя, хотя Сухроб Ахмедович и готовился к встрече.
Обменявшись по традиции любезностями, посчитав, что этикет выдержан, Шубарин неожиданно для Сенатора сразу перешел к делу, чем еще больше разоружил гостя, ожидавшего, как обычно, долгую прелюдию к серьезному разговору. А это давало бы ему шанс сориентироваться — почему Артур Александрович настоял на официальной встрече, так сказать, а не просто обеде в "Лидо" или в какой-нибудь чайхане, как прежде, ведь они так давно не виделись.
— Дорогой Сухроб Ахмедович, — начал Шубарин, — мы с вами давно не виделись, а за это время изменилась обстановка вокруг нас, да и мы сами уже не те, что были несколько лет назад, когда судьба свела нас. Мы живем в другой стране, нас окружает совсем иной мир. Я нынче не предприниматель, а банкир, да и вы больше не партийный чиновник высокого ранга, хотя, я вижу, большая политика увлекает вас все сильнее и сильнее. Визит к хану Акмалю тому косвенное подтверждение, а аксайский Крез всегда хотел влиять на судьбы края, думаю, этот зуд у него не прошел, тем более сегодня нет политиков уровня Рашидова, а остальных он не считает себе конкурентами, уж я-то хорошо знаю хозяина Аксая.
За эти годы вы достигли того, к чему стремились, о чем говорили при нашей первой встрече. Вы стали человеком известным и нынче вряд ли нуждаетесь в моей опеке, как прежде. Я невольно ощущаю, как расходятся наши дороги, вы, почувствовавший власть, попытаетесь ее вернуть, значит, с головой уйдете в политику. Раньше и я невольно был втянут в нее, ибо любая деятельность контролировалась партией. Теперь стали действовать законы экономики, и думаю, что наша жизнь уже в скором времени будет деполитизирована, деидеологизирована, иначе впереди нас будет поджидать очередной тупик. Я по-настоящему хотел бы заняться финансами. Без эффективной банковской системы суверенному Узбекистану не стать на ноги, и наш президент как финансист понимает это, банкиры ощущают его внимание, хотя не все идет гладко. Хочется верить, что Узбекистан желает стать правовым государством, где закон превыше всего и перед ним будут равны все граждане: банкир и шофер, президент и прачка, еврей и узбек, мусульманин и католик. По крайней мере первые шаги молодого государства говорят об этом, обнадеживают, да и конституция подтверждает это. В прошлом, когда жизнь регламентировалась партией в закон существовал сам по себе, для проформы, я часто нарушал его, или, точнее, лавировал всегда на грани фола. Впрочем, если откровенно, многие мои деяния носили вполне уголовный характер, но я никогда не нарушал закон преднамеренно, сознательно, меня постоянно вынуждали к этому, всегда вопрос выживания моего дела, да и самого, физически, ставился ребром: или-или, другого не было дано. Но сегодня, когда все и для всех начинается сначала, с нуля, я хотел бы уважать законы Узбекистана, этого требует и моя новая работа. Банк с сомнительной репутацией, с двойной бухгалтерией, общающийся с клиентами с сомнительной репутацией, — не банк, нонсенс, и рано или поздно разорится или будет влачить жалкое существование. У меня иные планы. В связи с этим я провожу ревизию прошлой жизни, хочу, как говорится, где возможно, даже задним числом, расставить точки над "и". Я не хочу, чтобы меня шантажировали моим прошлым. Это не от боязни, просто я хочу жить иначе, в говорю об этом открыто всем своим старым друзьям, у которых, возможно, иной путь, и они не одобряют моих новых планов. Поверьте, чертовски противная процедура копаться в прошлом, порою приходится переворачивать такие пласты, возвращаться к неприятным событиям, абсолютно мерзким людям. Должен добавить, выяснение отношений о прошлых делах не дает мне гарантии от шантажа в будущем, но это предоставит мне моральное право выбирать оружие защиты, я даю возможность всем взвесить свой шанс, прежде чем стать на моем пути. Я не хочу воевать ни с кем, я хочу работать, воспользоваться историческим шансом, выпавшим и на долю Узбекистана, и на мою жизнь лично, я всегда мечтал стать банкиром. Но… "если я обманут" помните, у Лермонтова в "Маскараде", — "закона я на месть свою не призову", у меня достаточно сил, чтобы постоять и за себя, и за… банк.
Читать дальше