Наталья смолчала, понимая, каким ничтожеством она выглядит в глазах этого настырного сыщика. Но поговорка о жадности натолкнула ее на отчаянную мысль: пан или пропал. Чувствуя, что влипла всерьез, и еще неизвестно, кто страшнее: братва, государство или этот иноземец, она встала с коленей, отряхнула юбку от несуществующего сора и твердо, совсем по-блатному, сказала:
— Давай, начальник, разойдемся по-мирному. Ты меня не нашел, я тебя не видела. Идет?
Карлен зашелся в смехе от подобной наглости и, вытирая слезы на глазах, с иронией спросил:
— И как вы себе это представляете, мадам?
— Я делюсь с тобой долларами, и ты обо мне забываешь. Ниточку к вашим пропавшим долларам в аэропорту Шереметьево-2 я дала, копайте на здоровье в Москве — и флаг вам в руки.
— Но вы забыли, что я не российский милиционер, который за взятку готов на что угодно, я агент секретной службы. Аме-ри-кан-ской, — четко выговорил Карлен, чтобы до нее дошло. — Теперь-то поняли? — и на всякий случай, бравируя, протянул ей свое настоящее удостоверение, которое предъявляется только в крайних обстоятельствах, но она даже не взглянула на документ.
— Все менты одинаковые, не берете только до поры до времени, а я предлагаю серьезную сумму...
— Серьезную — это сколько? — полюбопытствовал Карлен, откинувшись в кресле и внимательно наблюдая за ее преображением.
— Чтобы ты снова не обвинил меня в жадности — половину, и думаю, это будет справедливо: я ведь тоже рисковала.
— О, ничуть не сомневаюсь в этом, — усмехнулся Карлен.
— Ни за что ни про что заполучить сразу два миллиона баксов — такое выпадает не всякому агенту, даже американскому, — в свою очередь съехидничала и Наталья, видимо уловив перемену в его настроении.
— Это предложение надо обдумать, взвесить, — сказал Карлен уже не так строго и пригласил ее снова к столу — там было еще что выпить и чем закусить.
Теперь уже Наталья сама разлила коньяк по рюмкам и предложила тост: за милосердие. Карлен молча выпил, испытующе глянул на женщину.
— Деньги я могу получить прямо сейчас, наличными?
— Да, минут через сорок. Поедем ко мне домой, и я отдам — из рук в руки. Жаль, конечно, расставаться с такой суммой, но свобода того стоит. Правда, у меня будет одно условие...
— Какое? — уточнил Карлен. Преображение этой женщины все больше занимало его. Черт побери, ему это даже нравилось.
— Никогда и нигде ты не должен упоминать, что видел меня в Париже, -жестко отчеканила московская воровка или несостоявшаяся парижская мадам. -Или — или...
— Даю слово офицера, — искренне и вполне серьезно поклялся Карлен.
Мысль о двух миллионах долларов, которыми он будет располагать через час, уже сейчас грела его душу. Да что там грела — его душа пела, и он готов был пуститься в пляс: такого расклада событий он даже не предполагал.
— Что же, придется положиться на слово чести американского офицера. -Наталья потянулась к сумочке, чтобы привести себя в порядок.
"Тем более что ничего иного вам и не остается, мадам", — мысленно заключил журналист. 8
Через два часа Карлен вернулся в номер с пластиковым пакетом, где покоились ровно два миллиона долларов. Он тут же пересчитал их — красавица Натали на этот раз не обманула, отсчитала честно. Прошло всего два дня его пребывания во Франции, а он уже решил все проблемы — на такой быстрый успех он не рассчитывал. На радостях он позвонил Ольге в Москву, уточнил размер одежды и обуви — теперь он мог позволить себе любые траты. Вспомнил он и про Криса с Абреком, но звонить им не стал, он и так прекрасно знал их вкусы и привычки и еще раз мысленно поблагодарил их за зеленый дипломатический паспорт — с ним он беспрепятственно мог ввезти в российскую столицу любую сумму денег. С этим капиталом он мог начать совсем другую жизнь: сыграть богатую свадьбу, купить отличную квартиру на имя жены — в общем, открывались невероятные перспективы, ведь он вышел наконец на человека по кличке Тоглар, так или иначе связанного с изготовлением или сбытом супербанкнотов.
В тот же вечер он позвонил молочнице Колетт и пригласил ее в ресторан. Как человек суеверный, Карлен считал, что его удачи в Париже начались с нее, да и нравилась она ему — остроумная, приятная девушка.
В Париже он пробыл еще два дня, потому что невероятно преобразилась погода: потеплело, появилось солнышко, исчезли ветер и облака — ну прямо бабье лето вернулось во французскую столицу, и грех было уезжать, не погуляв, не побродив по его волнующим улицам. Карлену Париж теперь казался совсем иным: таинственным, привлекательным, сулящим удачу...
Читать дальше