Шилпа Агарвал - Призрак бомбея

Чинни потрогала нож, спрятанный под матрасом. Она жаждала мщения.

— Нет, — повторила Чинни почти радостно. — Она не любила тебя.

— Заткнись! — прорычал Гулу. Резким толчком он опрокинул ее и выместил свою ярость, вину и утрату у нее между ног.

Затем, как обычно, он швырнул ей свою потрепанную «Бхагавад-гиту».

Не глядя на него, Чинни расправила на ногах нижнюю юбку и раскрыла книгу.

— «Совершенное блаженство воцаряется лишь в умиротворенной груди, в бесстрастной душе, очищенной от обид…» — начала она, но потом запустила книгой ему в голову.

— Ты что?

— Уходи, — сказала Чинни, глаза у нее сверкали.

— Послушай…

— Уходи! Не хочу тебя больше видеть. Никогда.

— Но как же ты справишься без…

— Без тебя? — фыркнула она. — Думаешь, все эти годы я ни в чем себе не отказывала? Да половина моего заработка уходит мадам 1&нга Баи, на квартиру и еду тоже немало, а ведь нужно еще платить взятки бахэнчод полиции. Ты платишь мне ровно столько, чтобы не помереть с голоду, но этого никогда не хватит, чтобы выйти на волю.

Гулу отвернулся.

— Ты обещал когда-нибудь меня забрать, — напомнила Чинни. — Но все это время ты любил Авни. Умерла-то она, но призраком для тебя стала я.

— Нет-нет, — стал уверять Гулу. — В этот раз все по-другому. Я больше не смогу вернуться на Малабарский холм. Я увезу тебя отсюда. Обещаю.

Чинни ему не поверила, но позволила обнять себя, предавшись иллюзии. Гулу зарылся лицом в ее волосы, пахнувшие жасминовым венком, который помялся во время их близости. Непросто будет оторваться от повара Канджа, Парвати с Кунтал и даже от его хозяев. Малабарский холм был его домом — даже в большей степени, чем многолюдные трущобы детства или вокзал Виктория, где прошли юношеские годы. Малабарский холм вновь поманил его, когда Чинни заговорила о квартире, которую они снимут в северо-восточном пригороде Бомбея.

— Новенькая посуда, приличная ванная, — перечисляла она, — и тишина всю ночь, чтоб ни одна собака не гавкнула под окнами до самого утра.

Гулу кивнул:

— Да-да, всё-всё.

Но сам он думал о том, что совершил в роковой день много лет назад, когда темнота поглотила солнце, небо почернело и светилась лишь тонкая лучина луны. Глубокий и неослабный стыд вынудил его заглушить это воспоминание, забыть о том, что желание способно привести в столь мрачное место. С тех пор он цеплялся за идиотскую надежду, что Авни однажды вернется. Но теперь, когда Гулу узнал, что она мертва, стыд сменился гневом — и тошнотворным страхом. Воспоминание тринадцатилетней давности маячило вдалеке отравленным кинжалом.

— Что еще? — разозлилась Чинни. — Ты меня даже не слушаешь!

Гулу невольно вздрогнул.

— Расскажи мне.

— Давным-давно, в день смерти Авни, я кое-что увидел, — сказал Гулу. — Все эти годы я хранил секрет.

— Что?! — Глаза у Чинни загорелись. — Ты знаешь какую-то грязную-прегрязную тайну своего босса-сахиба? Или что-нибудь о других слугах?

Гулу опустил голову, пытаясь скрыть навернувшиеся вдруг слезы.

— Ты плачешь? — удивилась Чинни. — Ну, тогда не рассказывай мне свой бесценный секрет, на? Попроси у них лучше денег за молчание.

— Шантаж?

— Это наш единственный шанс, — настаивала Чинни, повернувшись и глядя ему прямо в лицо. — Еще чуть-чуть денежек от твоего босса-сахиба или других слуг — вот что нам нужно, чтобы свить наше новое гнездышко. Если это касается мистера Босса, ты бы мог попросить целый лак: с!

— Нет-нет-нет, — воскликнул Гулу, почувствовав соль на губах. — Ты не понимаешь.

В душу хлынули непрошеные воспоминания: зловещая тишина грузового отсека на вокзале Виктория, потрескивание костра, пахнущего смертью, промозглый бриз, обдувающий потную кожу.

— А что тут понимать? — Вскрикнула она, ударив его по лицу. — Ты возомнил себя крутым киношным героем, а сам даже мухи не обидишь.

Гулу оттолкнул ее шершавыми руками, и лицо его посуровело.

— Разве твоя хозяйка тебя не вышвырнула? — язвительно рассмеялась Чинни. — Теперь у тебя никого не осталось, кроме меня.

Гулу трясло.

— Иди, — приказала Чинни, выхватив из тайника девятидюймовый нож. — Мне плевать, что там у тебя за секретик. Иди и принеси деньги. А не то я покончу с собой.

— Что?!

— Покончу с собой, — медленнее повторила Чинни, прижимая острый кончик клинка к сердцу. — И клянусь, что мой призрак будет преследовать тебя до самой смерти.

Заметив, как на ее груди проступает пугающая алая полоска. Гулу поспешно схватил свою Бхага-вад-гиту и выбежал, поражаясь, как неудачно для него выстроились в тот день звезды. Он не остановил Авни — так неужели теперь отвернется от Чинни? Как он сможет жить, взяв на душу еще один грех?